Поликарпов, конечно, умеет держать себя в руках, но сейчас он вряд ли собирался говорить что-либо доброе. Вон, аж венка на шее запульсировала.

— Для начала… — диссидент оскалился, вновь став похожим на лошадь. Надо бы мне, пожалуй, завязывать c такими ассоциациями, мешают нормально людей воспринимать. — Для начала я хочу для себя неприкосновенности.

— Не наглей, Котенок, — спокойно, но c явной сталью в голосе сказал Поликарпов. — Тебя и так особо не трогают, хотя c твоими выходками ты уже давно сидеть должен…

— Не сказал бы, что не трогают… — пожал плечами диссидент, нарочито покрутив головой, словно впервые рассматривает тесную комнатку для допросов.

— Думаю, что мы c Евсеем Анваровичем, — я выразительно посмотрел на чекиста, — подумаем, что тут можно сделать. Согласны, товарищ Поликарпов?

— В разумных пределах, — ответил тот. — Если будешь соблюдать правила, Алексей, то и трогать тебя особо не за что будет.

— Ну, хоть на этом спасибо, — ухмыльнулся Котенок. — Еще… если я второй председатель этого клуба, или как вы там хотите должность назвать, значит, я должен иметь право влиять на происходящее.

— Будете, — пообещал я. — Так же, как и я. Но только в тех случаях, когда это касается внутренней кухне клуба… Участники, их права, обязанности и так далее. Темы для обсуждения.

— А если не придем к общей точке, скажем так, соприкосновения? — Котенок подался вперед, словно хотел переползти к нам через стол.

— Будем выбирать компромиссное решение, — ответил я. — А если все же тупик… Тогда просто откажемся от своих изначальных вариантов — принципиально — и будем искать что-то новое. Третий путь, который, возможно, по-другому и не заметишь. Но самое главное… нужность и важность наших идей будут определять люди. Жители города и района.

— И как же это будет происходить? — диссидент недоверчиво прищурился, склонив голову набок.

— А вот детали, Алексей, уже после того, как вы примете решение, — кинув ему наживку, я дал возможность выбирать.

— Мне нужно подумать, — Котенок отвернулся к стене.

— Только побыстрее, Алексей, — все так же спокойно, но c еле заметной угрозой в голосе сказал Поликарпов. — Тебе и так условия, как в малиннике, предлагают.

Диссидент не ответил, все так же безучастно глядя на зеленую облупившуюся краску. Я кивнул Поликарпову, и мы молча вышли. Идею мы Котенку высказали, назвали свои условия, он — свои. А дальше плясать вокруг него мы не намерены. Уж я-то точно.

— По лезвию ходим, Евгений Семенович, — тихо сказал мне чекист, когда мы отошли от комнаты для допросов на приличное расстояние. — Вы правильно сказали, это идейный человек. И действовать он, если что, будет исходя из собственных взглядов. А на что он способен — вы видели.

— Пока я видел, что он разве что под грузовики бросается, — улыбнулся я. — Поверьте, если все сделать грамотно, он нам очень хорошо послужит.

— Рассчитываю на вас, — серьезно сказал Поликарпов, когда мы попрощались c Апшилавой и оказались на заснеженном утоптанном крыльце. — От вашего успеха и моя карьера зависит, Евгений Семенович.

Он выразительно посмотрел на меня.

— Понимаю, Евсей Анварович, — я ответил так же серьезно. — И очень ценю, что вы мне доверились. Я сделаю все возможное.

— Дискуссионный клуб нужно будет собрать где-нибудь на нейтральной территории, — Поликарпов жестом предложил мне немного прогуляться. — Курите?

Я отрицательно покачал головой. Занятия спортом в качалке Загораева и ставшие обязательными пробежки возымели эффект. Если раньше я чувствовал неприятные тянущие позывы при упоминании сигарет или запахе табачного дыма, то теперь это меня никак не трогало. Вот что значит здоровый образ жизни!

— Тогда я тоже пока повременю, — улыбнулся Поликарпов. — Так вот, есть у вас на примете какое-нибудь помещение?

— Сперва я думал, чтобы в редакции их собирать, — хрустеть свежевыпавшим снежком было весело и приятно, как в детстве. — Но потом подумал, что это моя территория, им там не расслабиться. А вот, к примеру, в районном ДК…

— Понимаю ход ваших мыслей, — кивнул чекист. — Директор Сеславинский — потомок «бывших». С ним всей этой братии будет комфортнее. И еще.

Поликарпов повернулся ко мне и встал. Я тоже остановился.

— Как мы и обсуждали, все эти сборища должны быть под контролем, — спустя томительную паузу вновь заговорил он. — Понятно, что их материалы, если до этого все же дойдет, будут отдельно вычитываться…

— Если дойдет? — переспросил я. — Но, позвольте, мы ведь уже обсуждали, что авторские колонки будут печататься, пусть и после тщательной проверки. У вас там, в комитете, опять передумали и решили перестраховаться?

— Не переживайте, Евгений Семенович, все по-прежнему в силе. Просто, зная этих людей, лично я сомневаюсь, что они примут правила игры. Будут требовать, спорить, друг c другом еще передерутся.

— Так для этого и правила существуют, — напомнил я. — Думающие люди, даже если у них радикальная точка зрения, будут действовать в рамках, чтобы добиться результата. Это в их же интересах. А интересы газеты и партии отстаивать буду уже я.

— Разумеется, — кивнул Поликарпов. — Тут мы, ясное дело, рассчитываем на вас. Да и вообще, c газетой проще. А вот сами беседы… Нашего человека в небольшом городе добавить сложно, поэтому дискуссионный клуб будет под постоянной прослушкой.

Я уплетал макароны по-флотски и жалел, что в Андроповске нет моих любимых острых кетчупов или перчиков халапеньо. Да их и в принципе во всем Союзе пока еще нет… Зато есть стол c накрахмаленной скатертью, любимая женщина напротив, пузатый кот, развалившийся на полу у чугунной батареи.

— Ты не думаешь, что вся эта затея тебе может выйти боком? — спросила Аглая.

Перед тем, как сесть ужинать, я рассказал ей o жаркой дискуссии в райкоме, беседе c Котенком и обо всем, что я планировал из этого сделать.

— Думаю, — честно ответил я. — Это все в принципе рискованно. Однако закручивать гайки, как этого хотят, например, Кислицын c Жеребкиным, еще хуже. Ты же в больнице работаешь, куча народа мимо тебя проходит каждый день, наверняка же люди стали чаще неудобные вопросы задавать.

— Неудобные вопросы люди и при Сталине задавали, мне еще бабушка рассказывала, — кивнула девушка. — Но