В каком никому не нужном захолустье его шарахнет инфаркт, на который он так долго и упорно напрашивается? Не хотелось бы. Всю свою жизнь он бегал от смерти, но вот только забыл, что от старости убежать не смог никто. Максим Йест, — полковник третьей роты механизированной пехоты «Шестого Корпуса», — сейчас впервые ощущал себя на свой возраст. Он больше не чувствовал себя командиром, сейчас он почувствовал себя тем, кем и являлся — старой, больной шестидесяти семилетней развалиной, слишком уставшей, чтобы отрицать этот факт.

Он мельком взглянул в окно. Снаружи уже было достаточно темно, чтобы он в отражении увидел себя. Вот только оттуда смотрел другой, пусть и знакомый человек.

Его личный аватар отчаяния и безнадеги.

Выглядел полковник Йест настолько же паршиво, насколько сейчас себя чувствовал: серая кожа стала еще бледнее и покрылась сеткой из мелких и крупных морщин, черные маслянистые круги под глазами. Выражение лица было тоже не лучше — потерянное, будто его отметелила при помощи табуреток и тумбочек толпа пьяных новобранцев. Довершала образ старика борода, которая отросла и превратилась в потрепанную обувную щетку, торчащую во все стороны.

Давно он настолько жалким себя не видел.

Дверь кабинета распахнулась. Дижо, на правах старого друга и родственника, вошел без стука. Он быстро осмотрел кабинет, едва заметно порадовался чему-то своему, а затем плюхнулся на стул напротив и молча предложил Старому сигарету. Начальник ремонтного отделения и до этого не отличался приветливостью и хорошими манерами, вот только сейчас Старому впервые было на это решительно плевать. Пусть хоть с петлями вышибет эту сраную дверь, если новости принесет с собой хорошие.

— Ты бросил, если я не ошибаюсь. — произнес Йест совершенно мертвым голосом.

— Ага.

— Я тоже. Тиа настояла, так что я шесть лет держался. А вот сейчас впервые хочется затянуться.

— Закуришь тут, — главный механик уже успел сунуть в рот сигарету, так что говорил он неразборчиво, держа зубы почти сомкнутыми. — Есть новости про Кэтти?

— Похоже, что они у меня есть? — слова Старого прозвучали резче, чем он хотел, так что он поспешил исправиться: — Извини, Шарль, я просто уже едва соображаю. Нет никаких новостей.

Тот только отмахнулся:

— Я понимаю. Сам не сплю, только на пуэре и держусь.

— Тебе же нельзя.

— Ага, нервничать тоже. Как и тебе.

— Так... — догадка появилась в голове сам: — какого хера ты пришел?

— Макс, тебе надо поспать, пару часов.

— Твою мать. Кто тебя прислал, а? — хотелось орать от гнева, вот только сил не было так что Старый постепенно начал бормотать.

— Макс, ты себя слышишь? — Дижо едва сдерживался, чтобы не заорать на командира. — В случае чего ты нам нужен хотя бы вменяемым, а для этого тебе нужно поспать. Так что сейчас ты пойдешь поспишь пару часов. Не меньше.

— Я не могу. Пока она там.

— Старик... — последующие слова давались главному механику тяжело, — мы обязательно ее найдем. Либо там, либо у Вален. А сейчас вали спать, пока я тебе не всек и окончательно не подорвал мораль в роте.

Глава медицинской службы доктор Марта-Шарлотта Вален потянулась до хруста в позвоночнике. Напряжение в спине после столь длительного сидения стало меньше и она немного расслабилась. Затем она медленно покрутила шеей, ожидая щелчки, которых не последовало.

Плохо.

Дижо ввалился без стука. Марта подняла на него усталые глаза, и на секунду ему показалось, что сейчас в него полетит что-то тяжелое.

— Простите, забыл. — старик вытянул руки в примирительном жесте. Вышел и коротко постучал.

— Зайдите, — буркнула хозяйка и прикрыла уставшие глаза.

— Добрый день, доктор. Вы не заняты?

— И вам, Шарль, вообще я занята, вы что-то хотели?

— Я хотел узнать о результатах.

— О результатах вообще, или про вашу внучку? — голос доктора был практически всегда холоден, но сейчас безэмоциональный тон сменился на чуть-более добрый.

— Э... — Дижо не знал, как ответить, в обоих случаях он будет выглядеть равнодушным уродом, так что решил ответить нейтрально: — Я бы хотел узнать про оба варианта.

Вален повернула монитор чуть в сторону и выключила. Она осторожно сложила руки одна на другую, став похожей на школьницу. На секунду Дижо представил ее за школьной партой. Форменное платье идеально выглажено, рыжие волосы уложены прядка к прядке, ведь у «мисс самый ровный пробор» иначе быть не может, а вот лицо у нее даже в виде девочки из фантазии неизменно спокойное и безэмоциональное.

— Я рассортировала все найденные фрагменты тел, сейчас анализатор завершает устанавливать личность оставшихся трех. Думаю, что это группа гранатометчиков.

— Это может быть Кэт?

— Крайне маловероятно. В том захоронении нашли только одни останки молодой темнокожей женщины, и это — сержант Анна Брюси. Ошибки здесь быть не может, все другие другие останки точно мужские — таз, берцовые кости, ребра. И они почти в полном наборе. Так что я думаю, что ваша внучка жива.

— С чего такая уверенность?

— Паззлы.

Дижо молчал.

— Рассказать вам подробнее? — доктор смотрела внимательно, явно с нетерпением. Дождавшись кивка она продолжила: — Вы собирали паззлы в детстве?

— Не особенно запомнил их в своем детстве.

— Рекомендую заняться, врачи доказали, что существенная мозговая деятельность в вашем возрасте снижает риск развития деменции на сорок два процента. Плюс, это весьма повышает остроту зрения, если собирать пазлы от двух сотен частей. Хотя, я бы рекомендовала...

— Доктор, — Вален встрепенулась, словно выйдя из транса. — Тела.

— Простите. — Марта глубоко вздохнула, приготавливаясь к тому, что сейчас ей придется много и быстро говорить. — У меня в самом начале была огромная куча мертвых тел. Я... Э... Со своими ассистентами собрала и отсортировала их. Всего получилось шестнадцать человек. Десятый взвод состоял и двадцати, плюс капитан и сержант. Таким образом, у нас есть группа из пяти человек, которой удалось спастись. Я могла бы сказать больше, но полковник мне запретил выход из лагеря.

— Потерянные солдаты могут быть похоронены где-то отдельно.

— Я бы таких выводов делать не стала. Зачем делать две братские могилы, тем более для врага?

Дижо молчал несколько секунд переваривая сказанное. Он, и вправду, сморозил глупость.

— Они могут быть