Ивар осторожно подошёл к ней и присел на край кровати. Отшельница спала, чуть подрагивая в такт дыханию. Волосы её спутались, лицо выглядело крайне уставшим, кое-где испачкалось в грязи. Да она вся словно извалялась в какой-то луже. Руки, обнимающие плед, в некоторых местах ободраны до крови, кое-где обожжены. Ожоги? Ивар в недоумении разглядывал спящую девушку. Что случилось после того, как он потерял сознание?

Легко, чтобы не разбудить Анику, он провел рукой по её волосам, ощущая легкое жжение в ладонях и без того покрытых жуткими красными волдырями.

– Я не сплю, – прошептала она, ещё сильнее сжавшись.

– Это ты притащила меня домой?

– Да…

– Как ты справилась? Оставила бы меня в лесу. Не могу представить, как у тебя хватило сил…

– А я сильная. Помнишь, во время первого обряда держала тебя? Никто бы не справился.

– Аника… У тебя руки обожжены.

– Знаю. Не нужно было хватать меня. Ты весь горел, как в пепел не превратился… – она открыла глаза и посмотрела на Ивара.

– Прости. В этом лесу все чувства будто острее стали, слишком сложно сопротивляться. И ужасно больно. Раны на руках совсем не то, что раны в душе.

Аника ничего не ответила, поворочалась немного и села, смущенно кутаясь в плед. Своим цепким взглядом она поймала взгляд Ивара. Оба сидели молча, отшельница словно плела невидимую нить между ними, за несколько минут ни разу не моргнув. Ивар, завороженный черными глазами девушки, иногда забывал дышать. Ему вспомнилось всё, что произошло ночью, ясно и четко. Перед глазами возникало каждое, даже самое мелкое движение Аники, все ощущения, слова: всё это имело смысл, могло спасти его в опасном плавании. Но вместе с воспоминаниями, Ивара захватывала тревога, неестественная, слишком сильная, абсолютно чужеродная. Он махнул головой, стараясь сбросить это чувство.

– О чем ты тревожишься, Аничка? – спросил он, догадавшись, откуда взялось чувство.

– Пока не могу говорить об этом, – она вздохнула и снова легла в постель, в бессилии отпустив плед. – Эту ночь ты проведешь здесь, со мной, а завтра… Завтра вернешься в деревню, поговоришь с матерью, подготовишь всё, что нужно к плаванию и отправишься в море.

Ивар кивнул, и отшельница продолжила:

– Белую рубаху, которую я тебе дам, – обязательно надень под обычную одежду свою. Обряд похоронный пусть мать проводит, как положено, никаких сомнений, никаких подделок. Ты – умрешь для неё с того дня. Не забудь про имя. И вещи свои, все до единой собери и земле предай. Ничего не жалей. Иначе не вернешься.

– Вернусь, – твердо произнес Ивар и снова взглянул на Анику, вспоминая её слова, сказанные так твёрдо, что ему хотелось проверить свою грудь – не там ли они написаны. – Ани… Аника, то, что ты сказала вчера – это правда? Это ведь не потому, что я заставил тебя?

– Не потому, – едва слышно откликнулась отшельница, чуть подумав.

– То есть, правда? Действительно?

– Хочешь ещё раз услышать? – она поднялась и приблизилась к нему, обжигая даже обычным легким дыханием.

– Люблю, – шепнул Ивар, проведя рукой в миллиметре от щеки Аники, она опустила глаза и как-то подобралась вся. Было похоже, будто она хочет сжаться до крошечных размеров. – Это странно, но мне всё кажется, что ты и есть та самая жемчужина. Моя. А внутри у тебя – счастье.

Аника ничего не ответила, только легонько толкнула Ивара в плечо, уронив на кровать, укрыла пледом, одеялом, сверху положила для надежности лоскутное покрывало, и сама прилегла рядом, обняв его через тряпичный кокон. Он слышал, как осторожно она дышит, чувствовал каждое движение легким порывом жара, и боялся даже попробовать прикоснуться к ней снова. Комната медленно погружалась во мрак ночи, дождь всё ещё шумел за окном, но уже не так сильно, зато хорошо были слышны порывы ветра. Они завывали в крышах домов, стучали оторванными от забора досками, и приносили грохот Океана. Сердитый, недовольный грохот. Какой же силы бушует буря, если даже здесь, далеко от берега, можно разобрать гневные выкрики хозяина земли? Хозяина? Аника говорит, что вовсе не он хозяин. Здесь, в этом мире, все равны, кажется, именно так шептали духи.

Отшельница задремала, но объятий своих не ослабила. Ивар снова подумал о том, что его счастье, оказывается, совсем рядом. И стоит ли жемчужина, все люди Земли, его личного счастья? Но ответа не было, как уже не было и пути назад. Обет дан, обряд проведен. Карта из шрамов навсегда останется с Иваром, ничем уже не вывести этот судьбоносный путь. Первые шаги сделаны, а дорога ведет только вперед – от кисти, к плечу и дальше, к самому сердцу. Он укрыл Анику получше и решился приобнять её. Руки не жгло, но с каждой минутой становилось жарче, Ивар терпел. Терпел почти до самого утра, то забываясь тревожным сном, то снова открывая глаза.

Перед самым рассветом проснулась Аника, она ловко выскочила из постели и побежала в кухню. Ивар продолжал лежать с закрытыми глазами, стараясь запомнить всё до мелочей, все ощущения и даже запахи. К вечеру его уже не будет на этой земле, и никто не сможет даже назвать привычное и красивое имя – Ивар. «Ну что ж, отец, я твой достойный сын, и отыщу жемчужину», – подумал он, и поднялся.

Отшельница переоделась, заплела косу и успела приготовить скромный завтрак. Ивар заметил, пока ел, что его одежда лежит аккуратно сложенная на стуле, а поверх неё – белая рубаха, с виду простая, но если присмотреться хорошенько, то можно заметить, что рисунок не похож на обычные ткацкие цепочки, больше он напоминал сеть для ловли рыбы. Значит, так надо.

Молчание тяготило, Ивар порывался что-нибудь спросить или сказать, но Аника одним только взглядом давала понять, что слова сейчас будут лишними. После завтрака она ушла в спальню и долго не выходила. Ивар успел переодеться, пройти комнату по периметру раз десять, рассмотреть узоры на коврах и только тогда отшельница появилась в непривычной серой одежде: длинном платье, перевязанном черным широким поясом.

– Ну что? Пошли? – протянула она безразличным голосом, как и раньше.

– Пора бы…

Они вышли из дома, заперли дверь, и под тревожными, водянистыми взглядами отшельников, покинули деревню. Осталось только обогнуть холм, и покажется родная деревня Ивара, он услышит шум волн, может быть, даже заметит паруса кораблей, возвращающихся или уходящих в море.

– Я провожу тебя до деревни и пробуду там до вечера. Пока со мной не попрощаешься, на борт не ступай. Жди. Спокойно делай всё,