— Может. Но я понял одно: все вопросы отцу касались мирной жизни народа, и он, — сын вождя замер с ложкой в руке, — он ни на один не ответил.

— Это грустно, — Эмельдир задумалась. — Хотя… Я однажды в Таргелионе, ну… Тогда… — девочка огляделась, давая понять взглядом, что кто-то может подслушивать. — В общем, я сидела на улице, а потом зашла в… Ну, в общем, прости, ты говорил не ходить в такие места, но мне холодно просто было, а там мне поесть дали. Просто так, честное слово! И там были какие-то вояки, которые говорили, что хотят под видом ухода на Ард-Гален пойти грабить поселения вдоль тракта. Ну, местные ж должны честным бойцам добро своё пожертвовать — на войне любая мелочь пригодится. Понимаешь? Заходят такие лбы в дом и говорят, мол, так, мол, и так, отдавайте тёплые вещи, мирианы, лошадей, зерно. А что? На севере надо, вы обязаны армии помогать, или защиты не хотите? Ах, не хотите, так мы вас счас тут и порежем! Понимаешь?

Юноша кивнул.

— Может, тоже на войну пойдём? Папку твоего порадуем.

— Что?!

Эмельдир сделала невинные глазки:

— Что?

— Я тебя неправильно понял, — отмахнулся Барахир, доедая остатки похлёбки. Утолив голод, сын вождя уже не хотел думать о плохом.

Эмельдир сладко потянулась, отбросила волосы, спрыгнула со стула, поправила грудь:

— Выросла! Мешает теперь!

И Барахир понял, что не замечал раньше, как округлилась невеста, что талия её заметно тоньше бёдер, а выше всё такое манящее, даже сквозь платье…

— Ты смотришь… Туда? — Эмельдир испугалась, удивилась и заинтересовалась одновременно. Снова тронула грудь, куда и оказался направлен взгляд юноши. — Потрогать хочешь?

Не дождавшись ответа, аданет взяла ладонь жениха, прижала к самому мягкому.

— Нравится?

Страшно смутившись, однако, не убрав руку, юноша чуть надавил, потом слегка сжал, ещё раз, ещё. Платье словно само собой расшнуровалось, горячее девичье тело окончательно лишило способности думать о чём-то, кроме ласк. Как же хотелось всё потрогать, посмотреть!

Эмельдир позволяла себя приласкать, хотя поначалу сжималась и вздрагивала, однако довольно быстро азарт взял верх над страхом, особенно, когда пришлось помогать жениху с какой-то очень уж неудобной одеждой. Странно, обычно всё так просто снималось, что сейчас произошло?

На постель и сесть, и лечь тоже получалось как-то не так легко, как обычно. А ведь именно сейчас обоим так хотелось выглядеть красиво и привлекательно! Только выходило обратное — движения стали невыносимо неуклюжими, и, чем больше юные атани старались это исправить, тем хуже получалось. Но не останавливаться же, в самом деле!

При первом соитии всё закончилось слишком быстро, не успев толком начаться. Юноша страшно испугался, что невеста это заметит и поднимет насмех, поэтому, сделав вид, что ничего не произошло, продолжил ласки, слишком усердно стараясь порадовать любимую.

Ничего не получалось. Долго. Устав ждать и не желая испортить впечатление от первой ночи любви, Эмельдир взяла инициативу в свои руки. Сначала вышло чересчур резко, но аданет быстро разобралась, как надо, и села на жениха верхом. Дело пошло быстрее и лучше, даже почти не вспоминались слова матери, не имевшие ничего общего с нынешней реальностью:

«Мужчинам нужны только еда и постель! Они только об этом и думают, поэтому с рождения знают, как затащить в кровать женщину и лишить её рассудка! Ты не знаешь, как и что делать, а у них это в крови!»

«Да уж, конечно, — хотелось рассмеяться вслух. — Папашке от всех нужны были только грамотно исписанные таблички! Как у него вообще дети получились? А Барахир вообще ничего не умеет…»

Заметив, что жених доволен происходящим, двигается всё быстрее и сосредоточеннее, Эмельдир, довольная собой, забыла про посторонние мысли. И пусть ей самой происходящее было не слишком приятно, аданет догадывалась — раз другим жёнам нравится любовь мужей, значит, постепенно и ей будет хорошо.

Против планов вождя

Сжечь вместе с домом, задушить подушкой, отравить, дав слишком много лекарств, сбросить с кровати и хорошенько ударить по голове, зарезать, вынеся часть ценного, чтобы все подумали про ограбление, влить в глотку столько пойла, чтоб захлебнулся и лучше блевотиной, выкрутить руки или ноги — пусть от боли подохнет; засунуть в зад палку, разорвать внутренности, а потом аккуратно сжечь кровавые простыни…

Смотря на превратившегося в овощ супруга, воняющего, однако, гораздо хуже гнилых мешков в подвале, Андрет порой сама поражалась своей трусливой кровожадности. Каждый раз придумывая всё более изощрённые способы избавиться от мужа, допившегося до паралича, аданет, однако, не могла даже начать воплощать самый простой из них. Что её всё время останавливало? Ведь даже взгляд Фаранора давно перестал быть разумным! Муж теперь отличается от нерождённого ребёнка в животе только размером! Почему же тогда умертвить дитя легче, чем это тело? Почему не получается даже отдать приказ?

Андрет не верила знахарям, уверявшим, будто Фаранор со временем способен снова немного заговорить и встать на ноги, чтобы хотя бы не ходить под себя. Но, даже если это правда, нужна ли такая жизнь прежде здоровому мужчине? Нужно ли это всё Андрет?

Время шло, ничего не менялось. Только муж всё меньше походил на себя прежнего, всё меньше походил на человека. Признавать, что вот это усыхающее седеющее тело — тоже считается за Дитя Эру, что это один из великих славных Эдайн, Андрет не собиралась. Заболел, ослаб — всё, больше не Адан. Не место такому в Великом Алом Просторе, разве что под землёй. Но почему же тогда?.. А ведь столько идей в голове рождается!

За осенью снова пришла весна, за весной — лето, а потом — опять осень. У кого-то росли дети, у кого-то — внуки или даже правнуки, новых ладросцев приходилось обучать, объяснять, насколько великим может быть народ эдайн, если не превратится в зверьё. А чтобы этого не произошло, необходимо обучаться грамоте, читать правильные книги и относиться к другим и к себе с уважением. Что такое уважение? Это, для начала, не подбирать объедки с чужого стола, даже если там был королевский эльфий пир! Особенно, если эльфий пир. Эдайн