— Не лезь в мою семью, — цежу, теряя терпение.

— Вы с ней еще не семья.

— Скоро станем, не сомневайся.

— Ты конченый эгоист, — осуждая, качает головой. — Свыкся с мыслью, что тебя однажды завалят и живешь с этим, а о ней подумал?

— У меня есть ты на этот случай, верно? — подхожу ближе. Останавливаюсь напротив.

— Что ты имеешь ввиду? — хмурит широкие брови.

— Да харэ, Камиль, — ухмыляюсь, глядя на него. — Всем известно, о чем ты мечтаешь. Спишь и видишь себя на моем месте. Только хер тебе. Пока я стою ногами на этой земле, она со мной. Была и будет, — чеканю по слогам.

— То есть готов рисковать жизнью самого дорогого человека? — тоже делает шаг вперед и прищуривается.

— Со мной она в безопасности.

— Сука, что ты несешь? — резко толкает меня в грудак. — С тобой этого никогда не было и не будет!

— Руки, блять! — бью таким же образом в ответку. — Слышь, шел бы ты отсюда по-хорошему. Нам не о чем разговаривать.

— Если с Сашей что-то случится, я тебя уничтожу, — заявляет, угрожающе сверкнув глазами.

— Вставай в очередь. Список желающих меня уничтожить довольно внушительный.

— Отмени свадьбу, — говорит на полном серьезе.

— Убирайся из моего кабинета.

— Оставь ее в покое! — повторяет жест ладонями. На этот раз агрессивнее. И это вымораживает.

Между нами завязывается драка. Давно назревало.

Швыряю его на стол. Бумажки разлетаются.

На грохот в кабинет прибегает секретарша.

— Ой-ой-ой! — визжит она, когда я прикладываю Юнусова башкой о шкаф. — Илья Андреевич, может быть вызвать охрану?

— Ушла, — командую лаконично.

— Угу. Поняла.

Вика послушно ретируется, а мы продолжаем нашу «беседу». Активно дубасим друг друга, выпуская пар.

— Как ты заебал! — лихо засаживаю ему в печень.

Охреневает, но в долгу не остается. Яростно бьет меня по лицу.

— А ну, иди сюда! — делаю подсечку, и мы валимся на пол.

Деремся жесточайше. Перекатываемся, отгребая по очереди, потому что силы плюс/минус равны.

Крепкий, мудила. Да и подготовка не уличная. Вспоминается, что раньше он усиленно занимался профспортом.

— Эу, эу. Парни, разошлись! — слышу встревоженный голос невесть откуда взявшегося Дымницкого.

Очередные новости принес, по ходу.

— Ну все, хватит! — лезет разнимать нас.

— Какое будущее ее ждет рядом с таким, как ты? — в глазах Юнусова горит ненависть и презрение. — Ей можешь лить в уши, что угодно, только я в курсе, кто ты на самом деле. И с чьей помощью сел в это кресло!

— Тихо-тихо, мужики! Прекратили, все! — Кир встает между нами. — Остыли оба! Разошлись!

В какой-то момент это действительно происходит.

— Если с ней… — тяжело дыша, заводит кавказец все ту же шарманку.

— Вон пошел из моего кабинета! — вытирая кровь с лица, бросаю я гневно…

*********

— Тох, собери глаза в кучу.

— Да я стеклышко! Зырь! — встает с дивана и начинает пританцовывать под звучащую фоном музыку.

— Ой бля… — Дымницкий ржет. — Череп, по-братски, присядь, а.

Но того уже не остановить. Разошелся, придурок. Машет граблями, виляет бедрами. Унесло…

— Давайте ко мне! — еще и нас подпрячь под это дело пытается.

— Клоун, — бросает Динамит, глядя на него.

— Кир, Рома!

— Не-не-не, терпеть не могу эту песню и певицу, — закидывая в рот колбасу, отказывается от предложения Беркут.

— Илюююх… — тянет лохматый, поигрывая бровями.

— Тох, мне знаешь, сколько надо принять в себя, чтобы пойти в пляс? — отрицательно качаю головой. — Я пока не дошел до той кондиции.

— Давайте выпьем, — предлагает Ян.

— Погнали.

— И этому танцору-диско налей, — смеется Кирилл. — Тох, ты где так эффектно двигаться научился? Это для меня прям открытие.

— Не знаю. Оно само, — выпучив глаза, отвечает тот, продолжая страдать херней.

— Не могу… Гляньте на него!

Взрываемся хохотом. Отмачивает Череп жестко. Даже подошедший к нам Вадим (официант) еле сдерживает улыбку.

— Череп, а залезь на сцену.

— Ща. Ван минэт! — тут же прется исполнять команду Дымницкого.

— Ладно. Тост, — Ян поднимает стакан. — Илюх, пьем за то, чтобы ваш брак был таким же прочным, как иридий.

— Кто такой Иридий? — хмурится Дима.

— Элемент таблицы Менделеева, — поясняет Беркутов.

— А…

— Кучерявый же у нас, как всегда, не мог выдать что-то банальное.

— Жри молча, — получает от Яна локтем в бок.

— Я скажу просто. За «долго и счастливо», — неожиданно выдает Динамит.

— Спасибо, брат.

Для меня его слова много значат. Получается ведь, что отпустил наконец ту давнишнюю ситуацию, из-за которой долгое время был в контрах с моей Сашкой.

— А я за Паровозова-младшего, — добавляет Ромыч. — Не ну а че? Вам надо, — широко улыбается.

— Да я-то разве против? Это Саня морозится. Концерты, съемки, запись альбома и прочее.

— Тю… Это все мишура! — заявляет Беркут, отмахиваясь. — То, что ты позволил поиграть ей в звезду — дорогого стоит, но пора бы уже Сашке заняться своей прямой обязанностью.

Так-то дело говорит, конечно.

— Она стала настолько популярна, что я уже и сам не рад, — признаюсь откровенно.

— Пожинай плоды, — хмыкает Абрамов.

— Значит, все-таки ты раскрутил ее, да? — щелкнув пальцами, указывает на меня Рома.

— Не могу так сказать. Мои инвестиции нужны были лишь в самом начале. Потом все закрутилось и без моей помощи.

— Она талантливая, это было грамотное вложение, Илюх, — кивает Ян. — Музыка неординарная, стиль, тексты со смыслом.

— Надо же! Прям не верится, что слышу нечто подобное! — смеется Рома. — А то вечно… Беркут, что за дерьмо играет у тебя в машине?

— Повторить? Те твои сопли — истинное дерьмо.

— Это называется современная лирика, уважаемый.

— Вернемся к иридию, — цокает языком Ян. — За вас, Паровозов!

— За новую ячейку общества!

— Подождите меня! — орет Черепанов и со всех ног несется к нам.

— Давай уже быстрей. Все тост сказали.

— И я скажу, налейте! — проводит ладонью по взмокшим патлам.

— Так налито, слепошара.

— Кхе, кхе, — прочищает горло. — Я готов толкать речь.

— Толкай.

— Таак, Илюх… Хочешь верь, хочешь нет, но я еще тогда, когда первый раз тебя с Рыжей увидел, подумал: вот с этой замутит и надолго. О, кстати, Беркут, они тогда в твоей тачке сидели. Ну, которую иссоповские потом в дуршлаг превратили.

— Ну его в жопу, ваш Бобруйск! Как вспомню… — морщится Рома.

Да, знакомство с моей малой родиной у него состоялось эпичное. С бабой Машей и ее чайником так вообще…

— А я понял, что наш пацан серьезно влип, когда он полез рисовать граффити на стене многоэтажки, — Дымницкий хлопает меня по плечу.

— И чем там было? — Беркутов выгибает бровь.

— Там было «Замутим, Бесстыжая?», — рассказывает Кир.

— Лошара, Бесстыжая написал с одной «с», — хлопаю себя по лбу.

— Но ты ж выкрутился. Находчивый.

— За Паровозовых в общем!

— УРА! — радостный