Но кто может знать точно? Она живет здесь уже давно. А тот мужчина всегда был к ней добр и даже приносил лишний хлеб.

– И где он сейчас? – так же тихо спросила я. – Почему он ей не поможет?

– Да потому что он уже сдох! – крикнула Молния, и Лебедушка тут же мучительно застонала.

– Мы этого не знаем! – тут же вступилась Цветочек. – Он пропал, это да. Но мы же знаем, что стражникам запрещено общаться с нами. Скорее всего, ему пришлось бежать. Потом он что-нибудь придумает и вернется за своей любимой и своим дитя.

Ничего более наивного слышать мне не приходилось, и, судя по хмыканьям Молнии, та была согласна со мной. Может, стражника и не убили, но без сомнения сюда он больше не вернется.

Я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Мне хотелось бежать отсюда, здесь все словно пропиталось отчаяньем и безнадегой. Я пробыла в камере минут десять, но уже была готова биться головой о стену. Духи Пустоши, что за это время могло случиться с Двэйном? Меня вдруг охватила паника, в горле встал ком, а ноги сами собой стали отбивать по полу сумасшедший ритм.

– Хватит дергаться! – зашипела Молния. – Меня это бесит!

Я положила руки на колени и попыталась успокоиться. Все хорошо, мы сможем отсюда выйти!

– А отсюда… отсюда кто-то уходил? – спросила я.

– Мы не знаем, – ответила Молния. – Стражники ходят туда-сюда, одни или с девушками. Но новенькие они или их, наоборот, уводят отсюда, мы не знаем.

Мы немного помолчали, а потом я снова бросила взгляд на Лебедушку и прошептала:

– А что… что будет с ребенком и с ней?

– Его заберут бароны, – тут же откликнулась Молния, нисколько не понизив голоса. – Им всегда кого-то не хватает. Работников или рабов. А иногда и собственных детей, когда свои никак не производятся, – она фыркнула. – Если бы я курила ту же дурь, что и они, то даже бы и не пыталась сношаться с кем-то! Как бы то ни было, даже этот маленький уродец сможет выбраться отсюда, в отличие от нас!

– Перестань же, наконец! – зашипела Цветочек и повернулась ко мне. – Не обращай на нее внимания, у нее всегда портится настроение, когда приводят новенького. Большую часть времени она вполне терпима. Но таких выражений мы здесь не терпим, правда, Молния? – она попыталась бросить на женщину грозный взгляд. Та лишь отмахнулась.

– А Лебедушка? – спросила я, разглядывая ее умиротворенное в дреме лицо.

– Мы не знаем, – прошептала Цветочек. – Никто ведь даже не может гарантировать, что она выживет…

На это даже Молния не смогла ничего добавить, и только с койки Волчицы послышалось приглушенное рычание. Я с тяжелым чувством оглядела комнату. Даже свиньи и козы в рейтах живут лучше.

– Я вытащу вас, – выпалила я, не задумываясь над своими словами.

– Потащишь за волосы или за уши? – усмехнулась Молния.

– Я серьезно. У меня есть план…

– У всех у вас есть план! – крикнула она, и Лебедушка вздрогнула во сне. – Но каждый из этих планов летит ко всем собакам, стоит только добраться до лифтов! Думаешь, ты первая такая умная?

– Я знаю, как можно открыть…

– Лучше забудь! Если не помрешь, пытаясь сбежать, то и сама обзаведешься брюхом, только не по собственному желанию! Лучше уж сразу прыгай вниз!

Я сжала кулаки и решила не отвечать. Цветочек накрыла мою руку своей и с улыбкой произнесла:

– Ты привыкнешь. Здесь не так плохо, как кажется на первый взгляд. Побыстрее смирись, и станет легче.

– И давно смирились вы?

– Я живу тут два года, Волчица – пять лет, а Молния – три, кажется?

– Не кажется! Я торчу тут уже три года! Какая же дрянь! – она разразилась потоком ругательств, а потом резко смолкла.

– И за все это время вы не попытались сбежать? – в ужасе спросила я.

– За решетку пробраться несложно, – ответила Цветочек, – но что делать потом? Однажды нам удалось побывать в комнате с компьютерами, но они такие странные, с большими экранами и другими кнопками. Мы совершенно не понимали, что с ними делать. Пришлось вернуться обратно. И больше мы пытаться не будем, – резко добавила она, – они вполне доходчиво объяснили, что нельзя нарушать правила.

Даже не сами слова вызывали ужас, а будничный тон, которым она их произнесла.

– Ну, – она весело мне подмигнула, – и как же тебя звать? Только, – она вскинула руку, – настоящие имена мы тут не называем. Кто знает, вдруг нас станут допрашивать и велеть стучать друг на друга. Чем меньше мы знаем, тем лучше. Так что подумай хорошенько.

– Можете звать меня Лис, это подойдет, – мне не хотелось выдумывать никакое прозвище, поэтому я воспользовалась частью своего имени. Они все равно не узнают правды.

Цветочек оценивающе оглядела меня и слегка выпятила пухлые губы:

– Не думаю, что оно тебе подходит. Ты совсем не похожа на лису, особенно в этих декорациях, – она обвела комнату рукой, – но так и быть, на время сойдет.

Лебедушка снова застонала, и женщина склонилась над ее кроватью, прерывая разговор. Меня снова охватила смесь жалости и неприязни, так я что поднялась с кресла и подошла к решетке, тяжело опираясь о ее прутья. Сделала глубокий вдох. По сравнению с камерой, воздух здесь казался в разы свежее и чище, ночная прохлада хоть немного проливалась в яму и кружила от этажа к этажу, до самого дна бездны. Интересно, шестой этаж в самом деле последний, или под ним что-то есть, и безмолвная мгла тянется все ниже и ниже?

Я прикрыла глаза. Игра наверняка уже давно закончилась, и Рахель с Азриэлем должны были оказаться в Яме. Судя по тому, что за мной никто не вернулся, выиграть они не смогли. Оставалось надеяться, что с ними все хорошо. Я вытерла потные ладони о штанину и снова вцепилась в прутья. Нужно было дождаться отбоя, чтобы в Яме осталось как можно меньше стражи. Действовать слишком быстро – опасно.

А где Двэйн? Так странно было представлять, что спустя столько месяцев он совсем рядом, видит то же, что и я, чувствует те же запахи. Спустя несколько минут мне даже стало казаться, что я слышу его голос. От волнения в животе закручивалась воронка, спрятанные заколки жгли кожу, и я ощущала, как горит мое лицо, даже несмотря на