удар! Лупят палки ревностных и бдительных солдат по плечам нарушителя. Толпа воет с новым восторгом от этого, и несколько веселых пацанов пытаются запихнуть одного из своих товарищей на то место, которое только что освободил побитый бедняга, в надежде, что и ему достанется от солдатских палок. Широкая пригородная дорога, где люди наивно ожидали увидеть, как велосипед пронесется в Тегеран с удивительной скоростью, оказывается не чем иным, как слоем рыхлого песка и камней, взбитых узкими копытами их многочисленных ослов.

Множество персов более высокого класса сопровождают меня на расстоянии. Когда они поворачиваю назад, джентльмен на великолепном арабском скакуне пожимает руку и говорит: «До свидания, дорогой мой», это, очевидно, весь его словарный запас на английском.

Очевидно, он не спускал своих любопытных глаз и ушей с английского консульства и теперь его поразила счастливая мысль, и он повторяет, как попугай, эти слова нежности, вовсе не подозревая о нелепости его применения в данный момент.

На протяжении нескольких миль дорога извивается по целому ряду невысоких каменистых холмов, поверхность которых, как правило, рыхлая и непроезжая. Водоснабжение Тебриза осуществляется с этих холмов древней системой канаатов или подземных каналов. Изредка человек приходит в пологую пещеру, ведущую к воде. Спускаясь на глубину от двадцати до сорока футов, обнаруживается небольшой, быстро бегущий поток восхитительной холодной воды, хорошо вознаграждающий жаждущего путешественника за хлопоты. Иногда эти пещеристые отверстия представляют собой просто наклонные, кирпичные арки, снабженные ступенями.

Ход этих подземных водных путей всегда можно проследить по всей их длине с помощью однородных насыпей земли, накапливавшихся через короткие промежутки на поверхности. Каждая насыпь представляет собой раскопки перпендикулярного вала, на дне которого видна кристально чистая вода, идущая по направлению к городу. Это всего лишь рукотворные норы для того, чтобы легче чистить каналы канаата.

Глава 20. От Тебриза до Тегерана.

Во второй половине дня движение ускоряется, и рядом с моей дорогой появляется цивилизация в форме великолепных железных столбов Индо-Европейской Телеграфной Компании. Сегодня полдюжины раз я становлюсь воображаемым врагом пары кавалеристов, путешествующих в том же направлении, что и я. Они нападают на меня сзади, приближаясь галопом, доблестно крича и размахивая своими Мартини-Генри. Когда они оказываются в нескольких ярдах от моего заднего колеса, они отклоняются в разные сторона и поднимают свои винтовки, позволяя мне продвигаться вперед. Видимо, они находят в этом развлечение для себя, повторяя это интересное представление снова и снова.

Персы обычно хорошие наездники. Лихость и храбрость персидского кавалериста принимает совершенно необычные формы в мирное время. Нельзя представить себе более блестящего и бесстрашного кавалерийского натиска местного масштаба, чем я видел несколько раз сегодня днем. Но после начала серьезных боевых действий среднестатистический воин на службе у Шаха внезапно наполняется диким, жалким стремлением к мирному и благородному призванию погонщика ослов, неконтролируемого желания стать смиренным, довольным земледельцем или разнорабочим в чайхане, на самом деле что угодно, лишь бы не воевать.

Если бы я был вражеским солдатом в красном мундире и воинственной внешностью, а вместо велосипеда — с пулеметом, даже, если бы наших хулиганов было бы не вдвое, а, пусть даже двадцать. Полагаю, что я бы увидел их лишь раз, и то разве что развевающиеся по ветру хвосты их лихих скакунов.

Солдаты шаха в глубине своей души, нежные, а вовсе не воинственные создания. Во всем мире, наверное, трудно отыскать солдат, которые проявили бы себя менее достойно в решающем сражении. Тем не менее, они не лишены определенных воинских качеств. Кавалеристы - очень хорошие наездники. Пехота пусть и не выглядит очень обнадеживающе на плацу, но будет бродить по пятистам милям своей страны на половине рациона промокательной бумаги ekmek без каких либо протестов и смиренно ждать своего жалования, хоть до середины следующего года.

Около пяти часов я прибываю в Хаджи Ага (видимо, современный Кавзин), большую деревню в сорока милях от Тебриза. Здесь, как только выясняется, что я намерен остаться на ночь, меня фактически одолевают соперничающие khan-jee, которые начинают болтать и жестикулировать о достоинствах своих соответствующих заведений, словно агенты отелей в Соединенных Штатах. Конечно, они на несколько грубые и шумные и менее внимательны к личным пожеланиям клиента, чем их прототипы в Америке, но это дает еще одно доказательство того, что под солнцем нет ничего нового.

Хаджи Ага - это деревня сеюдов, или потомков Пророка, эти муллы - самый фанатичный класс в Персии. Когда я захожу в чайхану за стаканом или двумя чаю, старикан- ханжа с покрашенной хной бородой и ногтями, следуя за самоваром, закатывает глаза в святом ужасе при мысли о том, чтобы ждать необузданного Ференги, и потребовалось значительное давление со стороны молодых и менее фанатичных мужчин, чтобы преодолеть его нежелание. Он, наверняка, разбил бокал, из которого я выпил после моего ухода.

Около заката Валиат и его придворные прибывают верхом из Тебриза. Принц сразу же ищет мои комнаты в хане и, осмотрев велосипед, хочет, чтобы я вынул его и проехал на велосипеде. Однако темнеет, поэтому я откладывал это до утра. Он остается и курит со мной сигареты в течение получаса, а затем уходит на ночь в резиденцию местного Хана.

Принц производит впечатление любезного, спокойного человека. За то время, пока он находился в моей компании, его лицо постоянно обволакивала приятная улыбка, и мне кажется, что это его обычное выражение лица.

Его юные придворные кажутся легкомысленными молодыми людьми, благородных кровей, большую часть получаса они потратили на то, чтобы показать мне свои достижения в изготовлении плавающих колец из сигаретного дыма. Позже вечером я снова прогулялся в Чайхану. Это место для сплетен в деревне, и я нахожу наших ханжеских сеюдов выражающих лестные замечания относительно поведения Валиата в увлечении Ференги. Насколько фанатичны эти персы, и все же, насколько они совершенно лишены принципов и нравственного облика.

Утром принц присылает мне приглашение зайти и выпить чаю с ними перед тем, как отправиться в путь. У него такая же неувядаемая улыбка, как и вчера вечером.

Хотя обычно считается, что он полностью находится под влиянием фанатичных и фанатичных сеюдов и мулл, которые строго противостоят идеям прогресса и цивилизации Ференги и Ференги вообще, однако, он, произвел на меня впечатление любезного, доброжелательного молодого человека, который мне понравился, и мне было бы жаль, если бы его впереди ожидали неприятности.

У него есть старший брат Зиль-эс-Султан, ныне губернатор южных провинций. Но он не является сыном принцессы королевской крови, поэтому шах назначил Амир-и-Назана