Шрифт:
Закладка:
— Так не ты ли отвязала старуху? — спросил Никита.
— Да, — отвечала Кениля, — она уж была почти мертвая и хрипела, как я пришла… Я довела ее домой, накормила, и она все жила со мной и все каждый день говорила: «Погоди еще день, вот завтра придет…» Я и ждала… И каждый день я думала, что уж завтра не буду ждать, а сама пойду к нему… И уж теперь я и пойду…
И она хотела итти…
— Куда ж ты пойдешь? — спросил Никита, удерживая ее.
— Уж коли он не идет, так меня к себе ждет. Не приду еще — рассердится! Не хочу его сердить, боюсь его сердить! Он и так долго ждет, а будь жив, не заставил бы меня столько ждать.
Никита ничего не понимал, но голос дикарки раздирал его душу. Не зная, чем утешить ее, он сказал:
— Погоди еще: может, он завтра придет.
— Завтра! Завтра!.. Завтра я уж сама у него буду, — вскрикнула дикарка и побежала…
С минуту Никита бессмысленно следил за ней. Дикарка бежала к реке.
— Братцы! — закричал Никита своим товарищам, пораженный страшной догадкой. — Утопится! Утопится!
И он побежал за ней, но, еще не добежав до реки, услышал внезапный шум волн… Достигнув в три прыжка высоты берега, Никита взглянул вниз и увидел лицо камчадалки, ее черные волосы, расплывшиеся по волнам, и часть сарафана, вздувавшегося на воде. Потом все исчезло.
Никита кинулся в воду.
— Вот будет беда, как и Никита утонет! — заметил Тарас, подоспевший в ту минуту с Лукой к берегу.
— Ну, не утонет! — возразил Лука. — Река неширокая… А вот ты хорошо плаваешь — помог бы…
— Да ведь она легонькая: вытащит и один! — отвечал Тарас.
— Что у вас тут, братцы? — раздался задыхающийся голос сзади промышленников. — Я иду к юрте, гляжу: вы все бежите, словно помешанные?..
Тарас и Лука обернулись и вскрикнули в один голос:
— Степан!
— Утонул, что ли, кто?..
— Кениля… — начал удивленный Лука. — Она, видишь ты, все тосковала…
Степан прыгнул на край берега и бухнулся в реку… В ту минуту голова Никиты показалась из воды.
— Степан! — закричал он. — Ты?.. откудова? Вон, гляди, она там… Там… Нырни! Я чуть было не схватил, да духу не хватило.
Степан нырнул.
— Откуда, братцы, взялся вдруг Степан? — крикнул Никита из воды своим товарищам.
VIII
В глубине старой юрты, у берегов Восточного моря, где разбросано несколько коряцких шалашей, томился бедный пленник, связанный по рукам и по ногам… А в соседнем шалаше шел пир горой. Коряк Гайчале праздновал великую радость: вчера жена его стала вдруг на колени посреди юрты и родила ему сына; сын, правда, вышел с небольшим изъяном: у него не досчитались одного уха; мужчины и женщины приписали такое несчастие тому, что Гайчале гнул на коленях дуги и делал сани, когда жена его уже близка была к разрешению. Но недостаток уха не слишком огорчил Гайчале, и в радости он назвал гостей.
С утра шли приготовления. Гайчале решился даже убить оленя, а такая роскошь у скупых коряков редкость: они питаются сами и потчуют гостей мертвечиной, а когда нет мертвечины, говорят гостям:
— Потчевать нечем: на беду, у нас олени не дохнут, и волки их не давят, так не прогневайтесь!
Сестры хозяина с утра выставили на улицу котлы и ложки, чтоб их вылизали собаки; такой обычай у них употребляется вместо мытья посуды. Все принарядилось; только женщины оборванны и грязны, да иначе и не бывает. На что, говорят они, женам нашим рядиться и мыться, когда мы и так их любим? И если жена коряка принарядится, муж убивает ее, как изменницу.
Оттого жены их стараются казаться как можно безобразнее и если надевают получше платье, то разве под низ, а сверху всегда прикрыты они отвратительными лохмотьями.
Наехало к Гайчале коряков и чукоч из соседних острожков; чукчи были с женами. Жены чукоч иные принаряжены, а иные, сбросив кухлянку, остаются в юрте почти нагие; зато тело их пестро расписано. Отчего такая разница? Жены чукоч должны служить не столько им самим, сколько гостям своих мужей: потому они столько же хлопочут о своей красоте, сколько коряцкие женщины о своем безобразии.
Согнув одну ногу и скромно прикрывшись пяткою, набеленные, нарумяненные, раскрашенные, чукотские жены сидят среди своих грязных хозяек и возбуждают их тайную зависть. Молодые мужчины вьются около них, и они отвечают им ласковыми речами и взглядами. Несколько часов сряду едят и пьют гости. Наконец начинаются пляски. Постлав среди пола рогожку, две Чукотки становятся одна против другой на колени; вот они начали поводить плечами и взмахивать руками с тихим припеваньем; но скоро движения их стали сильней, песни громче, и они все повышали голос и больше кривлялись, пока, наконец, не выбились из сил. Зрители смотрели на их пляску с восторгом… Когда они упали в изнеможении, началась пляска общая: все мужчины и женщины стали в круг и тихо ходили, мерно поднимая одну ногу за другой и приговаривая различные слова, относящиеся к звериному промыслу. Потом мужчины спрятались по углам, сперва выскочил один и начал, как исступленный, бить в ладоши, колотить себя в грудь и по бедрам, поднимать кверху руки и делать странные движения, потом другой, третий, и все делали то же, вертясь и крича.
Потом один мужчина стал на колени и прыгал, как лягушка, кривлялся и плескал руками; из углов припрыгнули к нему другие — и пошла потеха!
И так ломались, прыгали и кричали они долго, очень долго.
Но пока забавлялись так гости помоложе, Гайчале с своими приятелями предавался другой забаве: они пили кипрейное сусло, настоянное мухоморами. Наконец, когда выпито было все сусло, развеселившийся хозяин приносит большую связку сушеных мухоморов.
Радостные глаза гостей наливаются кровью, и они глотают грибы целиком, свернув их трубочкою. Сам хозяин глотает всех больше.
Наконец мухоморы обнаруживают свое действие: члены пьяных гостей подергиваются, и хозяин и гости заговорили разом, и речь их — горячечный бред… Перед глазами их вертятся отвратительные чудовища, проходят добрые и злые привидения, мертвецы, гамулы… Иные гости скачут, иные пляшут, иные рыдают, чувствуя неодолимый ужас; тому скважина огромной пропастью, тому ложка воды морем кажется.
Таково действие мухомора!
Все употреблявшие его единодушно утверждали, что действуют они в такие минуты не по собственной воле, но по приказанию мухомора, невидимо ими повелевающего.
И вот старый коряк
