Шрифт:
Закладка:
Ночь и сильная усталость застигли его на скале, с которой увидал он байдару. Он знал, что дикари долго не отваживаются появляться в тех местах, где потерпели поражение, и заключил, что в байдарах находятся русские. Тогда он стал кричать…
Таковы были подробности, которые передал Лука своим товарищам.
Так как теперь уже нечего было опасаться близкого присутствия неприятеля, то промышленники разложили огонь в удобном месте и расположились отдохнуть. А наутро они решились отправиться в острожек, чтоб запастись порохом и пулями, проведать камчадалку и осведомиться, не был ли там кто из товарищей их.
VII
На пороге одинокой юрты сидели две женщины. Одна была молода и хороша. Большие продолговатые глаза, черные и блестящие, широкий небольшой нос и алые выпуклые губы придавали ее лицу выражение чрезвычайно оригинальное и привлекательное. Другая женщина была стара и чудовищно безобразна…
Глубокая грусть помрачала красивые черты молодой женщины. Она молчала и плакала, не слушая старухи, которая говорила без умолку, причем уродливые губы ее вместе с беззубыми челюстями ходили и шипели, будто испорченный инструмент. Наконец, рассерженная невниманием слушательницы, старуха закричала над самым ее ухом:
— Кениля! Кениля!
Молодая женщина вздрогнула и повернулась к ней.
Старуха часто и крикливо забормотала на камчадальском языке.
Молодая отрицательно качала головой и опять повесила ее.
Наконец она вскочила, запела не совсем чисто, но приятным голосом унылую русскую песню и побежала. С последним словом песни она была уже у крутого берега небольшой реки, которая била ключом и с шумом прыгала через камни.
Кениля стала на самый край берега и нагнулась с решительным намерением кинуться в воду, и вот она уже шатнулась вперед, как вдруг ее удержала сильная рука старухи, которая, запыхавшись, подоспела в ту минуту.
Старуха укорительно качала головой и бормотала камчадальские выговоры. Молодая женщина старалась вырваться.
— Еще день! еще день! — сказала она по-русски. — Каждый день ты мне говоришь — еще день. Я жду, жду, а он меня ждет.
И она с отчаянием рванулась, но старуха оттащила ее и увлекла к юрте.
Они сидели снова на пороге юрты. Старуха дремала. Кениля смотрела вдаль; вдруг у реки показались три человека. Кениля выпрямилась, посмотрела вперед и, радостно вскрикнув, как серна, пустилась к ним.
— А, Кениля! Кениля! — весело кричал Никита, шедший впереди. — Вот и мы! Ну, что, жива?
Кениля не отвечала. Диким взором смотрела она на Луку и Тараса, которые немного отстали. Вся жизнь ее перешла в зрение… Наконец она кинулась к Тарасу, потом отскочила, как будто обваренная кипятком, и закричала:
— А Степан? Степан?
— А нет Степана, — отвечал Тарас.
— Где он?
— А кто его знает!
— Убили?
— А может, и убили.
— Убили, убили! — закричала отчаянно Кениля и побежала к Никите.
— Где Степан? Ты видел Степана?
— Не видал, красавица ты моя, — печально отвечал Никита.
— Он жив?
— Не знаю.
Кениля обратилась к Луке:
— Жив Степан?
— Жив, не бойся.
— Жив! — радостно закричала Кениля. — Он придет?
— Придет, придет.
— Скоро?
— Сегодня к вечеру, — отвечал чувствительный Лука.
— Жив! Жив! Придет! — весело повторяла Кениля и прыгала и смеялась.
Так они приблизились к юрте.
Никита подкрался к спящей старухе и над самым ее ухом закричал:
— Акхалалалай!
Старуха вскочила, дико осмотрелась и с неистовым криком ужаса побежала прочь.
Отбежав к реке, она остановилась на высоком ее берегу и начала посылать проклятия промышленникам, кривляться и сжимать кулаки. Потом она побежала дальше, но скоро опять остановилась с дикими ругательствами. И так она останавливалась, грозила и кричала, пока, наконец, безобразная и страшная фигура ее, покрытая звериными лохмотьями, не скрылась из глаз промышленников.
— Так она осталась жива? — воскликнул Никита. — Вот чудо!
— Не на мое вышло? — заметил Тарас, не без ужаса узнавший в отвратительной старухе чудовище, напугавшее их в ущельи горы. — Не на мое вышло? Я говорил, что она не просто шаманка… вот теперь смейтесь! Ну, не сиди в ней бес, как бы осталась она жива?
— Уж подлинно, разве бес отвязал старуху! — заметил Никита. — Я так прикрутил ее, что, кажись, отвязаться сама она не могла.
— А уж я-то как старался! — заметил Тарас.
— Кениля! — крикнул Никита.
Но Кенили не было. Она ушла в юрту. Через минуту она выскочила оттуда, и красота ее получила новый блеск: роскошные волосы Кенили были расчесаны и вились по плечам; сверх русского красного сарафана на плечи ее накинута была новая пестрая кухлянка, в которой цвета были подобраны наподобие радуги. Бледные щеки Кенили были слегка нарумянены, а большие глаза ярко блистали простодушной радостью. Промышленники, долго не видавшие женщин, так были поражены миловидностью дикарки, что вскрикнули в один голос:
— Вот так красавица!
— Для дружка принарядилась, — печально сказал Никита.
Кениля прыгала и весело пела русскую песню.
— А что, братцы? Надо нам отдохнуть да и пообчиниться, — заметил Лука.
Промышленники ушли в юрту. Они спали, обедали, чинили свою обувь, а Кениля все сидела на пороге юрты и смотрела вдаль.
Жалко стало Никите морочить бедную девку.
— Не сиди, не жди напрасно! — сказал он ей. — Не придет твой Степан!
Побледнело лицо дикарки.
— Не придет? — повторила она, остановив беспокойный взгляд на лице Никиты. — Умер?
— Умер, не умер, — отвечал Никита, — а бог знает, где он! Ты вот послушай: все мы попали в одну беду…
— Беду? — пугливо повторила дикарка.
— Да. Окружили нас проклятые изменники, схватили, разделили между собой, словно баранов, и очутились мы в плену.
— В плену? — вскричала Кениля.
— А ты слушай. Я ушел, и Тарас ушел, и Лука ушел, — и вот мы, видишь, теперь на воле. А где Степан — бог весть! Может, тоже ушел и придет сюда, а может…
Никита остановился. Черные глаза дикарки впились в него.
— Убит?
— Как знать! Вишь, ты какая: не идет, так уж и убит.
— Убит! Убит! — повторила она отчаянно.
— Говорят тебе, неизвестно! Ты погоди…
— Ждать! — воскликнула она. — Я ждала! Я долго ждала! Ты вот погляди!
Она схватила руку Никиты и подвела его к стене, где нарезаны были небольшие черточки.
— Ты вот погляди: я день ждала, два ждала, — говорила Кениля, считая пальцем свои черточки, — три ждала, четыре ждала.
Досчитав до десяти, она остановилась и с изумлением смотрела на свои руки с растопыренными пальцами, будто спрашивая: где взять?..
— Начинай снова, — сказал Никита.
Дикарка догадливо сложила пальцы и продолжала, считая черточки:
— Опять день ждала, опять два ждала, опять три ждала… А потом уж и счет
