Шрифт:
Закладка:
Сразу вспомнился чудный самойловский стих «Пестель, поэт и Анна». Помните это, самойловско-пушкинско-кишиневское?
Там Анна пела с самого утра
И что-то шила или вышивала.
И песня, долетая со двора,
Ему невольно сердце волновала.
Затем – размышления Пестеля о Пушкине, несколькими мастерскими набросками:
А Пестель думал: «Ах, как он рассеян!
Как на иголках! Мог бы хоть присесть!
Но, впрочем, что-то есть в нем, что-то есть.
И молод. И не станет фарисеем».
Он думал: «И, конечно, расцветет
Его талант, при должном направленье,
Когда себе Россия обретет
Свободу и достойное правленье».
Эти строки проявились во мне, пока я смотрел в окно.
И точно как в стихе:
День наполнялся нежной синевой,
Как ведра из бездонного колодца.
И голос был высок: вот-вот сорвется.
А Пушкин думал: «Анна! Боже мой!»
Иногда мне казалось, что разговор происходит здесь и сейчас, ибо за последние 200 лет изменилось не очень много:
Шел разговор о равенстве сословий.
– Как всех равнять? Народы так бедны, —
Заметил Пушкин, – что и в наши дни
Для равенства достойных нет условий.
И потому дворянства назначенье —
Хранить народа честь и просвещенье.
– О да, – ответил Пестель, – если трон
Находится в стране в руках деспота,
Тогда дворянства первая забота
Сменить основы власти и закон.
И мне показалось, что я слышу это пение, эти запахи:
…За окном
Не умолкая распевала Анна.
И пахнул двор соседа-молдавана
Бараньей шкурой, хлевом и вином.
Я словно слышал голоса спорящих о сегодняшнем, наболевшем:
– Но, не борясь, мы потакаем злу, —
Заметил Пестель, – бережем тиранство.
– Ах, русское тиранство – дилетантство,
Я бы учил тиранов ремеслу, —
ответил Пушкин.
И вот кульминация:
Заговорили о любви. – Она, —
Заметил Пушкин, – с вашей точки зренья
Полезна лишь для граждан умноженья
И, значит, тоже в рамки введена. —
Тут Пестель улыбнулся. – Я душой
Матерьялист, но протестует разум.
Какая чудная мысль Пестеля!!! Я выскочил из дома и увидел, что
…Деревья, как зеленые кувшины,
Хранили утра хлад и синеву.
Пушкину безумно понравилась фраза Пестеля о любви. Он записал ее в дневник. А у меня появилось чувство предельной причастности к их разговору.
В соседний двор вползла каруца цугом,
Залаял пес. (Так и было, клянусь, залаял!)
На воздухе упругом
Качались ветки, полные листвой.…
И жизнь была желанна.
Он вновь услышал – распевает Анна.
И задохнулся: «Анна! Боже мой!»
Теперь-то я точно знал, о чем буду говорить в Большом зале Филармонии Кишинева.
…Полный зал, стоят в проходах.
Я сажусь за рояль и говорю о том, что среди всех композиторов у нас на планете есть два особых: Бах, чья музыка направлена сверху вниз, ибо она ниспадает на нас, как звездный дождь, как молнии.
И Моцарт, чья музыка рождается, как корневая система, и направлена снизу вверх.
И где-то над нами музыка Баха и музыка Моцарта встречаются и образуют защиту от гнева Творца.
Ибо в музыке Баха и Моцарта мы объединяемся на нашей Планете, мы едины, мы представлены как единая цивилизация.
Играю попеременно фрагменты из Баха (сверху вниз) и из Моцарта (снизу вверх).
Чувствую дыхание огромного зала…
Вскакиваю и неожиданно спрашиваю: «Скажите, друзья мои, кем вы сейчас себя чувствуете: молдаванами, русскими, румынами?»
А когда я стал попеременно играть фрагменты молдовеняски и финала Пятого скрипичного концерта Моцарта, наступил момент истины.
Весь вечер на сцене я просто наслаждался. Это была абсолютно МОЯ публика – музыкальная, нежная, поэтичная, творческая.
Интермедия
Дорогие читатели! Если вы переварили предыдущую главу, то я смело могу продолжить парадоксально-провокационное мышление. Как и в прежней главе, предупреждаю, что я ни в коей степени не глаголю истины в последней инстанции. Я просто пытаюсь ответить на вопрос, почему Николай I августейшим распоряжением не только не запретил комедию Гоголя «Ревизор», но и потребовал ее скорейшей постановки в крупнейших театрах Петербурга и Москвы. И даже подарил Гоголю перстень с бриллиантом. И пришел на премьеру, и привел всю свою семью. И приказал чиновникам в массовом порядке обязательно посетить «Ревизора». Я много раз читал комедию и находил в ней разные подтексты. А уровней в пьесе, как и в других величайших произведениях гениев, масса. Возьмем только одного, самого незначительного героя – уездного лекаря. Настолько незначительного, что Гоголь не дал ему в пьесе ни одного слова. Только звук. Но какой!!! И с каким смыслом! Помните? Он произносит звук, отчасти похожий на букву «и» и несколько на «е». Само имя, отчество и фамилия шефа уездной медицины, не знающего ни слова по-русски, основание для крохотной диссертации. Помните? ХРИСТИАН ИВАНОВИЧ ГИБНЕР!!! Тот самый, у которого пациенты «выздоравливают как мухи». Когда я учился произносить звук, которым Гибнер реагирует на все, что происходит вокруг него в городе, я понял смысл шутки Гоголя. Вы этот звук не раз слышали от людей, которые не хотят произносить все предложение-реакцию на многие события в жизни и ограничиваются этим звуком.
Ничего ужаснее о том, что творится в николаевской России на примере одного города, написать нельзя. Но вот что странно…
За свою книгу «Путешествие из Петербурга в Москву» Александр Николаевич Радищев был приговорен во времена Екатерины Великой к смертной казни. Правда, казнь заменили ссылкой. А ведь был крупным чиновником! Павел I вернул Радищева из Сибири, а при Александ- ре ему поручили участвовать в крупных государственных проектах (!!!). Вообще, много мистики в истории России! Екатерина Великая – корреспондент Вольтера – возжелала казнить («бунтовщик, похуже Пугачева»), а солдафон Павел освободил бунтовщика. Александр I же привлек его к участию в важнейших государственных программах. В отличие от дворянина и государственного деятеля Радищева, Гоголь был малороссом
