Шрифт:
Закладка:
– Прошу прощения. Вы хотели поговорить со мной?
– Я? – недоуменно взглянула на Фокса хозяйка дома. – Ах да! Мой сын предложил… Мы пытались убедить Гарду проявить благоразумие… И он посчитал, что вы могли бы справиться с этим лучше нас всех…
– Буду рад попробовать, но только не сейчас.
Переведя взгляд с лица миссис Помфрет, Фокс заглянул в черные глаза Гарды, но не встретил там и следа благоразумия, хотя нашел множество иных качеств, которые далеко не каждый способен оценить по достоинству.
Миссис Помфрет, косясь на громоздкую коробку у него под мышкой, поинтересовалась:
– Вы хотите, чтобы Уэллс снова закрыл ее в шкафу?
– Нет, спасибо.
Фокс повернулся. Разговоры прекратились, и все смотрели на него. Уэллс и Феликс Бек сидели в углу, Генри Помфрет и Дора устроились на диване неподалеку, Диего и Адольф Кох расположились в центре комнаты. Стоя спиной к окну со стаканом в руке, Перри Данэм смотрел на Фокса холодным, испытующим взглядом.
– Я ухожу, – объявил Фокс, – и забираю это с собой. Не переживайте, я хорошо позабочусь о скрипке. Как только у меня появится какая-то информация, я сразу же сообщу. Если у меня возникнет потребность побеседовать с кем-либо из вас, что вполне вероятно, я свяжусь с вами через Уэллса.
Он повернулся, собираясь уйти.
– У вас там скрипка? – спросил Кох.
– Она самая.
– Вы не считаете, что безопаснее было бы…
– Я считаю, – ответил Фокс, задержавшись у двери, – что у меня она будет в большей безопасности, чем… где бы то ни было еще.
Глава 5
– Ты заблуждаешься на мой счет, – с убеждением в голосе объявил Тед Гилл. – Честное слово, ты неверно судишь обо мне! Я не считаю себя таким уж блестящим ловкачом.
Был вечер субботы. Тед сидел на скамеечке в стиле ампир с резными ножками спиной к клавиатуре большого концертного рояля, занимавшего добрую четверть комнаты на третьем этаже кирпичного здания в районе Шестидесятых улиц к востоку от Лексингтон-авеню, вся остальная мебель выглядела здесь неуместной. Но что оставалось делать юной особе, когда после внезапной смерти овдовевшего отца она обнаружила, что во всем мире ей принадлежит лишь обстановка ее комнаты в его роскошной квартире на Пятьдесят седьмой улице? Рояль для Доры Моубрей вовсе не был излишеством, поскольку без него она не смогла бы давать уроки игры маленьким мальчикам и девочкам.
На щеках Доры, сидевшей в кресле, в котором когда-то сидел Карузо и держал на руках ее, тогда еще трехмесячную малютку, появился румянец, что не портило ее внешности. Как и тонкая морщинка на лбу, из-за которой казалось, что девушка что есть сил старается поверить в честность молодого человека, сидевшего напротив нее.
– Еще как считаешь! – упрямо заявила она. – Не то чтобы я не восхищалась твоей удалью, но не стоит перегибать палку. Почему ты не носишь с собой цимбалы? Ты мог бы отбивать ими паузы в рассказе о своих свершениях. – Румянец на ее щеках стал ярче. – Пожалуйста, перестань пожирать меня глазами!
– Я и не пожираю. Просто смотрю… – Сидевший на самом краю скамеечки Тед подался вперед еще на дюйм. – Послушай, я с тем же успехом мог бы и сознаться кое в чем. Насчет просьбы похвалить меня во время интервью на радио… Вышвырни эту чушь из головы! Я пришел не за этим… Мне нужно было увидеться с тобой… И у меня никак не получалось… – Тед тонул в словах, но продолжал барахтаться. – Черт! – раздосадованно процедил он. – Когда я говорю с тобой, у меня толком не выходит даже состыковать подлежащее со сказуемым! Возможно, ты считаешь, что, желая с тобой повидаться, я мог бы так прямо и сказать по телефону!
– Да, мог бы, – согласно кивнула Дора. – А почему не сказал?
– Боялся, что ты не разрешишь мне прийти. Ты не только влияешь на мое красноречие, но и превращаешь меня в жалкого труса! Ну нет, мне требовалось выдумать какой-то неотразимый предлог! И это можно было бы понять, если бы я захотел явиться сюда только потому, что мне нравится смотреть на тебя, слышать твой голос и просто быть рядом с тобой… – Тед покраснел даже сильнее Доры, чуть пододвинулся на скамеечке и решительно продолжил: – Но это не так. Нам обязательно нужно было встретиться, чтобы я рассказал тебе кое-что. Это я отправил скрипку миссис Помфрет.
У Доры отвисла челюсть.
– Это был я, – твердо повторил Тед. – Я завернул скрипку, упаковал, надписал адрес и отправил ей по почте.
– Боже милостивый!.. – упавшим голосом протянула Дора.
– Я чуть не признался в этом вчера, прямо там, у миссис Помфрет, но все-таки решил этого не делать, так как считал, что мое признание вряд ли кому-нибудь поможет. Именно об этом я и хочу поговорить. Мне позарез нужно узнать твое мнение. Поступлю, как ты посоветуешь. Если ты скажешь, что я должен все им рассказать, так и сделаю.
– Но я не понимаю… – Румянец сошел со щек Доры, вернув им привычную бледность. – Если скрипка Яна… Получается, это ты забрал ее…
– Нет, не я. Но теперь мне ясно, что одного признания мало. Мне казалось, возможно…
– Ты ничего не обязан мне рассказывать.
У Доры начала дрожать губа, и девушка прикусила ее.
– Думаешь, не обязан? – Тед попытался подняться, но снова сел с беспомощным видом. – Ради всего святого, не смотри на меня так! Именно так ты смотрела на меня в тот первый раз, когда я увидел тебя вечером в понедельник… Вроде бы, не знаю даже, одновременно и храбрая, и прекрасная… как-то так. Я считал себя взрослым человеком, как же иначе, мне тридцать уже стукнуло, но я не понимаю… стоит мне посмотреть на тебя… Послушай только, я пришел, чтобы рассказать о корректных… то есть о конкретных событиях, и…
Что-то громко звякнуло, и Тед замер, прервав себя на полуслове.
– Там звонят, – помолчав, сообщил он.
– Да. Звонят в дверь. – Но Дора даже не шевельнулась. – Ума не приложу, кто это мог бы…
– Они уйдут, – умоляюще прошептал Тед. – Почему бы просто не дать им уйти? Не открывай дверь, и все.
Звонок прозвучал вновь.
– Ох! – Дора вскочила с кресла. – Совсем забыла! Мистер Фокс! Он позвонил мне вскоре после нашего разговора по телефону и сказал, что хотел найти тебя и не смог, и спросил, не знаю ли я, где
