Почему-то БМП и танки тормознули, а пехота вырвалась вперед. Это я уже только после боя узнаю, что такой порядок называется "елочка". Это когда впереди идет пехота, а два танка за ними на разных сторонах улицы. Пехота прикрывает танки от гранатометчиков, танки давят снайперов и пулеметчиков. Но это я потом узнаю. А пока бегу, ору и матерюсь. И стреляю куда-то. Ладно, блин, автомат не первый раз в руках держу. Короткими очередями луплю. Этому меня еще в школе военрук научил. Что-то мелькнуло в развалинах. Очередь туда. Внезапно падает тот самый боец, который мне по каске шлепал. Между каской и бронежилетом пуля вошла. Так он и упал - развороченным лицом в небо. А я нырком плюхнулся на пузо в какую-то лужу. Точно штаны менять придется. Магазин сменить! Да, быстрее! Ух, как руки-то трясутся! Приподнялся на локте. Куда-то херачу. Прямо над головой чего-то бахнуло куда-то. Опять все побежали.

Потом все слилось в сумасшедший калейдоскоп. Ничего толком вспомнить не могу. Отрывки только.

Куда-то прыгаю. Выстрел. Кто-то упал. Кто-то корчится и орет, зажимая сизо-красные кишки, змеями вылезающие из разорванного живота.

Какие-то фигурки в прицеле. Еще рожок! Толчок горячим воздухом. Лечу куда-то. Грохот сменяется однотонным гулом...

Обнаружил я себя сидящим на каком-то бетонном обломке. Одной рукой держусь за торчащие арматурины. Другой рукой стираю чью-то кровь с лица. Чью? Мою, кажется. Из носа кровища хлещет Ниагарой. И гул в башке. Чье-то лицо перед глазами. Чего-то говорит, раззявя рот. Не слышу ни хрена. О! Это же Фил! Я ему робко улыбаюсь. И вдруг начинает трясти. В губы тыкается что-то холодное. Потом это холодное обжигает губы, язык, глотку.

Я хватаю за ремень автомат, валяющийся под ногами. Встаю. Иду куда-то, волоча оружие за собой.

Потом падаю и теряю сознание...

Пришел в себя я быстро. Фил вколол какую-то хрень в бедро, потом облил пивом из ведра. Холодным. Извращенец. А чем еще можно обливать контуженного на территории пивзавода? Рядом с Филом сидел на корточках... Шеф! С фингалом под глазом.

- Марлен Ильич? - прошептал я.

- Не ори! - заорал мне Фил, сквозь ватную тишину в ушах.

Я попытался подняться, но меня вдруг резко затошнило. Я встал на четвереньки. Постоял, мотая башкой из стороны в сторону. Из носа свисали кровавые сопли. Чета мне даже смешно стало. Только вместо смеха меня вырвало, зачем-то.

Потом меня куда-то понесли, небо закачалось, потом вдруг оно закрылось чем-то темным, и меня понесло сквозь время и пространство...

Алекс Кшетуский. Первый сержант. Бортстрелок. "Медэвак"

Последующие сутки вертолеты носились по воздуху как угорелые. "Такого не было даже в Ираке... Господи, сколько же раненых..." - думал Кшетуский, когда у него было время на мысли. Когда через пару вылетов он шлангом смывал кровь из десантного отсека - то авиатехников, которые обхаживали "птички", выворачивало наизнанку.

Можно сколь угодно смеяться над американцами, но одно достойно уважения - они умеют работать быстро, хорошо и много.

Линия фронта менялась стремительно. Русский Медведь проснулся и впал в бешенство. Теперь его не сдерживали НАТО, США и Китай. Натовцам не хотелось думать о том, что теперь Россия - это единственная сверхдержава в мире.

Хотя если подумать...

- Кшетуский! - из дрёмы Алекса выдернул пилот, только что вернувшийся с брифинга.- Взводи курок - нас придали русским!

Шёл пятый день.

"Медеваки" носились по фронту как угорелые - дырок прибавилось, но самое обидное, что это были дырки от своих - и русские, и белорусы, видя "птички", пару раз обстреляли с земли. На одном из бортов из-за этого был тяжело ранен пилот и стрелок, после этого командование американцев подало официальный протест и хотело отозвать борта, но удалось договориться. Теперь днём впереди натовцев шёл Ми-8 или Ми-24, а на бортах янкесы нарисовали красные звёзды - рядом с белыми, разумеется.

Внизу, словно ожившая кинохроника Великой Отечественной, перепаханные воронками поля, горящие и уже выгоревшие деревеньки, городки и посёлки. На шоссе по обочинам видны остовы сгоревшей техники и не всегда военной... Куда ни глянь - на горизонте столбы чёрного дыма от пожаров... Кажется что даже здесь, на высоте этот запах гари, крови и пороха... Даже здесь чувствуешь себя по колено в грязи. А в голове творится ад.

Буквально три часа назад на руках Кшетуского умер мальчик... Его, тяжелораненого нашли русские солдаты - он четыре дня был зажат в расплющенной танком машине. Его родители были на переднем сидении, и...

Вокруг шёл бой, и солдаты укрылись за машиной. Их здорово теснили немцы, которые прорывались из котла, но когда они увидели, что мальчик ещё жив - смогли контратаковать и обезопасить место.

А затем вызвали вертушки - борт Алекса был ближе всех и сел прямо на шоссе. Бой шёл в двухстах метрах от вертолета. Медик сделал всё что мог...

-Алекс!- второй пилот вышел на сержанта. - Сейчас смотри по своей стороне площадку - русские передали, что она где-то в центре городка, там зелёная зона, но сам знаешь - что эти под этим подразумевают.

Это был какой-то уютный городок где-то в Литве.

Был... Пока по нему не прошлись "Фенсеры" с ковровой бомбёжкой. Но даже после этого по окрестностям работали миномёты...

Вертушка промчалась над русскими позициями и залетела на край немецких - по ней немедленно заработали МГ, пилотам пришлось набирать высоту, а Кшетускому стрелять куда-то вниз и одновременно материться по рации с русским - вот мат они хорошо понимают.

Выяснилось, что их оттеснили из центра, они окапываются на окраинах и ждут танки.

- Можете садиться на резервной!

- Где (цензура) эта ваша резервная! По нам лупят.

- Ух, ты, русский что ли?

- Да! Где посадочная площадка! Она прикрыта?

- Да, сейчас обозначим зеленым дымом!

Ну, слава богу - над придорожной поляной вздымается дымок, "медэвак" с виража падает на неё как коршун.

Бегут солдаты с ранеными на руках и носилках. Алекс выскочил из вертушки и начал показывать жестами, чтобы те пригнули головы и помогли разместить раненых. Их много - вертушка набита до отказа.

- У меня ещё трое, - русский офицер,