Шрифт:
Закладка:
Глава вторая
Отношение русской церковно-исторической науке к протестантской (Германской): — Протестантская церковно-историческая наука последнего времени, её теневые стороны, объяснение явления; мысли протестантского историка касательно путей, по каким должна бы идти эта наука в дальнейшее время. — Проявление интереса со стороны наших церковных историков к протестантской церковно-исторической науке, — призывы усердно изучать эту последнюю, — правила осторожности и критицизма, рекомендуемые нашими учеными по этому поводу, — можно ли усматривать какие-либо опасности, в пользовании протестантской наукой, со стороны русских ученых, pia desiderata и заключительные замечания по вопросу об отношении русской церковно-исторической науки к протестантской.
Никто из историков XIX века, даже и между лучшими протестантами (как мы уже видели), не приближается к идеалу совершенного историка. Это не личное наше мнение, которое может быть заподозрено в пристрастии, в виду того, что наша точка зрения и наши требования далеко не совпадают с точкой зрения и требованиями, столь преобладающими у протестантских писателей. Так же думают и сами протестанты, наиболее приглядывающиеся к делу и наиболее изучавшие вопрос о состоянии церковно-исторической науки в плодовитой по числу трудов и богатой по качеству талантов — Германии. Мы разумеем Шаффа, суждениями которого мы уже не раз, хотя и в частных вопросах, имели случай пользоваться. Он говорит, что только в том случае должно было бы признать какого-либо немецкого историка достигающим совершенства в своем труде, если бы в этом последнем соединились лучшие стороны теперешних различных церковно-исторических произведений. Обозрев современное ему состояние немецкой церковно-исторической науки, он считает нужным высказать такие pia desideria относительно качеств церковного историка, при которых он удовлетворял бы лучшим стремлениям нашего времени. «Если-бы, — пишет Шафф, — в одном лице соединилась самая обширная и самая основательная ученость — с простотой благочестия и привлекательною добросовестностью Неандера, со спекулятивным талантом и комбинирующим остроумием Ротэ (и Дорнера), с достолюбезною, мягкостью и спокойною ясностью Ульманна и Гагенбаха, с трезвою способностью к исследованию Гизелера, с таким дипломатическим пониманием света, какое у Ранкэ (это историк светский), с элегантным вкусом и живостью Газе, — если бы при этом такой высоко одаренный муж был бы свободен от всякого рабства пред философскими системами и однако же не пренебрегал бы и ими, но пользовался таковыми как средством к цели, если бы он проникнут был и руководим живою верою и чистою одухотворенною любовью, и если бы он работал, не имея в виду ни интересов субъективных, ни интересов партии, но исключительно и совершенно в духе и ради служения Иисусу Христу, то в таком случае, можно сказать, мы имели бы пред нашими глазами живой идеал церковного историка». Шафф сознается, что таковой историк, как слишком идеальный, едва ли может существовать, но, замечает он, стремиться к соответствию с этим идеалом тот обязан, кто работает в такой интересной и важной области богословия, как церковная история, указанный идеал должен предноситься пред его взорами[639]. Следовательно, даже для замечательнейшей во всех отношениях науки церковно-исторической в Германии возможность совершенной обработки церковной истории есть не больше как идеал, осуществление которого ожидается в более или менее отдаленном будущем. К сожалению, это будущее едва-ли скоро сделается настоящим. В текущее время нельзя ожидать ни от одного немецкого богослова такого церковно-исторического труда, охватывающего универсальную историю, который мог бы отвечать лучшим надеждам и желаниям. Прежде немало было таких историков церковных, плодовитость и талант которых заставляли с радостью ожидать появления их трудов и напряженное ожидание не оставалось без удовлетворения. Можно представить себе тот глубокий, живой, душевный интерес, с каким богословы первой половины настоящего столетия поджидали публикации хотя бы, постепенно выходящих в свет, томов церковной истории Неандера? Можно представить себе с какой жаждой и любопытством бросались они на чтение нового тома подобной Истории? Но это время прошло и взамен его наступило другое… В настоящее время нет ни одного церковного историка в Германии, от которого можно было бы чаять труда в роде Неандерова. Лучшее время прошло, наступило худшее. Есть конечно много там деятелей трудолюбивых и умных, но появление их трудов отнюдь не может ни радовать, ни увлекать и еще меньше приводить в восторг. Сухо, монотонно, неинтересно, лишено силы и энергии. Даже и то, что может быть названо лучшим в изучаемой литературе, и это лучшее может быть полезно в будущей цельной обработке истории, а само по себе мало жизненно и мелко. Какое то запустение чувствуется в церковно-исторической литературе в особенности касательно области древней церковной истории, о которой мы преимущественно и говорим. Монотонность и недостаток жизненности, характеризующие современную церковно-историческую науку, в Германии, составляют такие яркие признаки состояния этой науки, что этого явления не могла не заметить, хоть отчасти, и наша богословская литература. «Нужно сказать, — говорят нам, — что при всем богатстве эрудиции, обнаруживающейся преимущественно в разработке частных вопросов по проложенным уже направлениям, особенно значительных умов и талантов, способных расширять горизонты мысли и прокладывать новые пути исследования, в новой церковно-исторической литературе немецкой мало заметно… Там в ходу (-де) повторение стереотипных воззрений и формул, переворачивание одних и тех же вопросов и идей на различные манеры, скрупулезное исследование частностей в намеченных сторонах дела с опущением из внимания целых сторон мало намеченных, благоговейное уважение к мнениям, пущенным в ход значительными авторитетами прежнего времени»[640]. Соглашаясь в общем с этим замечанием, поскольку оно отмечает факт оскудения творческой сильной мысли в исторической науке в Германии в наше время, мы однако же не думаем, будто свидетельством такого оскудения служит бросающееся в глаза однообразие основных направлений и идей в этой литературе, живучесть взглядов, выработанных прежними десятилетиями, и желание держаться их. Это едва ли заслуживает особенного порицания и едва ли служит доказательством понижения уровня науки в сравнении со временем прежним. Ведь, нельзя считать признаком прогресса в нашей русской церковно-исторической науке, доказательством её жизненности и процветания обратного явления, замечаемого в ней. А замечают в русской церковно-исторической науке вот что: «общей, русской богословской и церковно-исторической науки еще не существует. Нет никакого взаимодействия в воззрениях. Нельзя уловить общего направления русской богословской науки, указать те вопросы и задачи, которыми она в настоящее
