Равно как и ее собственные.

И все же мог быть и иной путь. Она мечтала о нем, ломала голову, пытаясь его найти, но ее смена подходила к концу, а ответ так и не приходил. Она приказала Госсе и Баламуту идти спать, сказав, что сама разбудит их сменщиков.

И разбудила Жрику.

Когда полурослица открыла единственный глаз, они не обменялись ни словом, ни шепотом. По лицам обеих мгновенно пробежало понимание. Они уже поговорили обо всем, что нужно, после того, как вышли от Сидящей Молоди. И вместе ускользнули из лагеря, выкрали Щелкочеса и остались ждать за теми же камнями, где недавно собиралось копыто. И едва они устроились в седле, как из-за камней вышел Шакал.

Блажка покачала головой, издав беззвучный смех.

– Было время, когда только Колпак мог меня раскрыть.

– Было, – согласился Шакал. – Поэтому ты и послала его на разведку. – Он перевел взгляд на Жрику и спокойным тоном добавил: – Тебе не нужно бежать. Тебе нечего меня бояться.

– Я тебя и не боюсь, скуластый, – сказала Жрика. – Но и не доверяю тоже.

– Тогда поверь мне. – За спиной Шакала возник Овес.

– Идрис… – Жрика устало выдохнула.

– Я знаю этого полукровку, Жрика, – сказал трикрат. – Знал его задолго до того, как он стал Рукой Членохана. И я верю его слову. Ты в безопасности. Никто здесь не повезет тебя в Страву.

– Знаю. Потому что меня здесь не будет. – Полурослица выставила руку, предупреждая дальнейшие возражения Овса. – Я уезжаю, Идрис.

– Ты не можешь так поступить, Блажка, – вставил Шакал.

– Я вынуждена.

– Ты нужна своему народу здесь.

– Им нужно, чтобы я уехала от них подальше. Я уезжаю ради них.

– Это не значит, что вам необходимо ехать вдвоем, – заявил Овес решительно. – Дай я только оседлаю Ура.

– А что с нашими людьми, Овес? – спросила Блажка. – Ты хочешь сказать, что бросишь их одних в пустошах? Ты оставишь Колючку и сирот? И Берил?

Бородатое лицо трикрата омрачилось.

Ему на помощь пришел Шакал.

– Тогда я поеду. Овес и Жрика останутся с копытом. Блажка, я поеду с тобой.

– Ты даже не знаешь, что здесь творится, Шак.

– Так расскажи, – парировал он, распаляясь.

– Черти чертовские, этот орк… он преследует меня. Ему нужна я. Все, кто рядом со мной, в опасности. Неужели вы этого не видите, нахрен? Я забираю Жрику не для того, чтобы защитить от тебя, Шакал. Она едет, чтобы защитить меня от него.

Шакал сделал шаг к ней.

– Я тебя защищу.

– Хрен ты защитишь, – сказала Блажка.

– Я понимаю, ты мне не доверяешь. И даже понимаю почему. – И хотя оба утверждения были ложью, Блажка не стала с ним спорить. – Но из того, что я слышал об этом ук’хууле, у меня больше всего шансов тебя защитить.

И это не было бахвальство. Шакал говорил бесстрастно, так звучала только правда. Черт, ей хотелось позволить ему поехать. Сама мысль об этом приносила утешение. Блажку наполняла ненавистная радость, когда она думала о том, что, когда она встретит Краха, рядом с ней окажется Шакал. Если во всем Уделье и существовал полукровка, который мог выступить против этого страшного тяжака, то только он. Блажке хотелось принять его предложение – почти так же сильно, как хотелось швырнуть его обратно ему в лицо. Пока ее инстинкты устраивали между собой войну, Шакал продолжил:

– Дай мне поехать с тобой. Я смогу помочь.

Его голос оставался ровным, но во взгляде читалась мольба.

Блажкины противоречивые чувства сражались друг с другом. Не терпя больше искушения, которое цеплялось за каждое его слово, она стиснула зубы и резко, раздраженно выдохнула.

– Неужели ты не видишь? Ты мне не нужен. – Она указала за его спину, туда, где был лагерь. – Мне нужны они! Если ты считаешь, что можешь лучше всех защитить меня, то помоги им. Если хочешь исправить ошибки, то начни с этого! Потому что ты нужен мне здесь, Шакал. Ты же сам этого хотел, помнишь? Хотел возглавить копыто. Так вот оно. Попробуй сохранить их всех в живых. Поверь, это гораздо труднее, чем ты можешь себе представить.

– Я не вождь Реальных ублюдков. Ты вождь.

– И как вождь, я приказываю тебе. Оставайся с нашим копытом, докажи, что ты все еще один из нас, исправь свою ошибку. Наш народ был в безопасности. А ты забрал это у него, когда вернулся. Так исправь! Отведи их на удел Сыновей. Поговори с Отцом. И не вздумай отказываться от того, что он предложит.

– А что он предложит мне? – Шакал сощурил глаза.

– То же, что я доверяю тебе. Копыто.

Шакал сделал глубокий вдох, и впервые его уверенное спокойствие пошатнулось, явив застарелое, резкое неповиновение. Он боролся с ним, его глаза пылали, челюсть выпятилась. Блажка наблюдала в нем эту борьбу много раз. И он нередко ее проигрывал. Он собралась духом, готовясь вступить в назревающее противостояние.

– Я останусь, – сказал он, подавляя внутренний мятеж. – Я отведу наших людей в Колыбель. А когда дело будет сделано, отправлюсь искать тебя. И нахрен Отца и его предложения.

Жрика щелкнула языком и вытянула шею, чтобы посмотреть на Блажку.

– Он, конечно, не Колпак. Но я начинаю понимать, что в нем такого.

Блажка не сдержала улыбки.

– Я тоже.

Щелкочес фыркнул и покачал головой, когда к ним подошел Овес.

– Заткнись, свин, – буркнул огромный полукровка. Затем потянулся к Блажке и Жрике, чтобы обнять каждую по очереди. – Скоро увидимся.

Когда он отступил, подошел Шакал. Он протянул руку к Блажке, и она позволила ему обхватить ее сзади за шею. Они соприкоснулись лбами.

– Останься живой, – прошептал он.

– Хорош болтать попусту.

И он ее поцеловал.

Это показалось странным после стольких месяцев, после стольких страданий. Странным и живительным. Она оборвала поцелуй гораздо раньше, чем ей того хотелось, и оттолкнула Шакала.

Затем повернула свина и оставила все, что было ей дорого, в объятиях теней.