Шрифт:
Закладка:
Она созвала всех на площадку перед большой хижиной, над которой так усердно трудились сопляки. Теперь она отослала молодых полукровок помогать Ублюдкам, которые уже были в курсе и собирались в дорогу. Выжившие Отрадной остались, лица родителей становились все неподвижнее по мере того, как вопросы детей достигали их слуха. Блажка заставила себя посмотреть на Колючку. Она тоже была объята страхом, но поспешила взять его в руки, проявив решительность ради шестнадцати найденышей, ютившихся вокруг ее юбки.
– Куда мы пойдем? – спросил отец Оллал, бывший кузнец.
– В Колыбель полукровки, – ответила Блажка. – Сыновья разрухи вас примут.
Она отошла прежде, чем раздались другие голоса. На пустые утешения времени не оставалось. Блажка, расправив плечи, направилась поперек каньона в другую хижину.
Худшее ждало впереди.
Берил с Певчим о чем-то горячо спорили, когда Блажка вошла. Ее появление заставило их прерваться. Пролаза сидел между ними и теребил забинтованными ручками орлиное перо.
– Ты должна заставить их пересмотреть решение! – заявила Берил, меняя мишень.
Блажка ничего не ответила. Эту битву с Сидящей Молодью она уже проиграла.
Берил устремилась вокруг стола.
– Тогда я пойду. Я заставлю этих эльфов подумать головой!
– Берил, – попытался образумить ее Певчий, но та все равно бросилась к двери.
Блажка преградила ей путь, собрав всю решительность в этом жесте.
– Уйди, Изабет.
Она не повиновалась и стояла на месте, глядя туда, где ближайшая ножка стола соприкасалась с полом. Если бы она подняла глаза, Берил увидела бы в них страх.
– Рога не передумают, – сказала Блажка. – Ни ты, ни я их не убедим. Они сделали выбор.
– Но сироты… – Гнев Берил был пронизан мольбой. – Они должны остаться! Почему их обвиняют в твоей неудаче?
Блажка снова сдержалась. Она хотела ответить что-то, но не смогла.
Берил с досадой отвернулась и, помедлив немного, предприняла новую атаку.
– Всю свою жизнь вы с Шакалом только портили друг друга! Почему вы оба так рады этому хаосу? Он не пробыл здесь и минуты! И к чему это привело? – Берил указала на Певчего и Пролазу, на себя. – Мы здесь из-за вас двоих. Уже с этим свыклись. С уединением. А потом приходите вы, у Пролазы появляется с кем играть, а теперь этих детей прогоняют в пустоши! Их нужно оставить здесь с ними, со мной. Черт побери, иди к Рогам и поговори с ними. Колючка с найденышами им ничем не угрожают. Вбей это им в головы!
– Если я вернусь… это не поможет.
– Тогда зачем ты пришла сюда, Иза? – спросила Берил с вызовом. – Просто уходи. Тебе уже удалось сохранить им всем жизни. Может, повезет еще раз сотворить это чудо. – Она с отвращением выдохнула, пренебрежительно покачала головой и отвернулась.
– Берил, – сказала Блажка, не в силах оттягивать этот момент дольше. – Рога не позволят остаться никому, кроме носителей чумы.
Берил застыла.
Певчий, сидевший рядом, побелел.
Берил медленно повернулась.
– Что?
– Эльфы позволят остаться только Пролазе и Певчему.
– Со мной. – Берил смотрела в угол хижины. – Они позволят остаться со мной.
– Нет, – ответила Блажка шепотом.
– Я ведь уже была здесь. – В голосе Берил послышалась паника. – Об этом мы условились изначально! Я была здесь, здесь и останусь. Вы уйдете, все уйдут, но мы останемся. Я, Пролаза и Аврам, как и раньше!
Блажка лишь покачала головой.
Берил издала истинно страдальческий крик, ее лицо исказилось, руки дернулись, пытаясь ухватиться за пустоту. Пролаза оторвал взгляд от своего перышка, впервые за все время обратив внимание на присутствующих в комнате. На его лице отразилось удивление и замешательство, вид скорби Берил испугал его и словно парализовал. Блажка тоже будто оцепенела. Она никогда не видела, чтобы Берил плакала, ни разу за всю жизнь.
Певчий подошел к ней, попытался удержать ее горе в своих покрытых шрамами руках. Его прикосновение только распалило ее, и она вырвалась из его объятий. Берил не могла совладать со всхлипами, бросая осуждающие взгляды на Блажку.
– Они не могут так поступить! Ты не можешь! – Протесты, отягощенные скорбью, срывались с искривленных губ, вылетая вместе со слюной.
Певчий снова шагнул к ней.
– Берил, мы уйдем. Все уйдем. Они не смогут нас здесь удерживать. Мы останемся вместе. – Ему удалось ее обнять. – Все будет хорошо. Клянусь. Все будет хорошо. Мы уйдем вместе.
Она издала сдавленный звук и затихла, но это внезапное спокойствие вызвало не облегчение. Она смотрела на Пролазу. Когда взгляд Берил вернулся к Певчему, ее челюсть снова задрожала.
– Нет.
Певчий поморщился, сделал вдох, чтобы ответить, но Берил призвала его к молчанию, нежно погладив по густым седым волосам, затем проведя рукой по щеке. Она мягко положила большой палец на складку в уголке глаза.
– Нет, – повторила она. – Вы должны остаться. Ради него. Избавь его от недуга Ваятеля.
– Мы можем найти другой способ, – возразил Певчий.
Берил покачала головой.
– У нас есть только этот способ. – Вытянувшись на цыпочках, она поцеловала его. Когда их губы отдалились друг от друга, Певчий позволил ей выскользнуть из своих объятий, и его подбородок упал. Берил опустилась на колени, притянула все еще озадаченного ребенка к себе и осыпала его голову, щеки и шею поцелуями и слезами.
– Любимый мой мальчик, – прошептала она.
Наблюдать за их прощанием было все равно что вторжением. Блажке хотелось отвернуться. Но это же было и ее наказанием, поэтому она, приняв его, не стала отводить взгляд.
– Пойдешь стирать, мама? – спросил Пролаза приглушенным в объятиях Берил голоском.
– Да, – ответила ему Берил.
– Я могу помочь?
Она снова чуть не расплакалась.
– Оставайся здесь, поиграй с Печей.
Вняв ее скрытому указанию, Певчий уселся на лавку, забыв о своей опухшей ноге.
Совершенно разбитая, Берил отпустила Пролазу и выбежала из хижины. Блажка шагнула в сторону, чтобы выпустить ее. Отважный Певчий сосредоточился на Пролазе, отобрав у него перо и принявшись щекотать мальчику лицо, на что тот ответил хихиканьем.
Блажка повернулась, чтобы уйти, но ее остановил хриплый голос Певчего, еще сильнее огрубевший от переполнявших его эмоций.
– Пусть возьмет Чумного. Теперь мне здесь свин ни к чему.
Блажка кивнула, зная, что он на нее не смотрит.
– Прости, Печный.
Певчий не прервал игры, ловко поддерживая равновесие между своей печалью и радостью ребенка, о котором ему теперь предстояло заботиться в одиночку.