— Марк поделился своими мыслями о вас.

Брендон горько рассмеялся:

— Могу себе представить, что там за воспоминания, нера Виктория. Полагаю, по большей части, полная чушь.

— Марк считает вас исполнительным, трудолюбивым, честным и часто нарывающимся на неприятности в неблагополучных районах городов.

Наверное, мелькнувшие алые искры эфира между пальцев Брендона означали крайнюю степень удивления. Мужчина медленно произнес:

— Неприятности? Он именно так обо мне думает? Неприятности…

Перед глазами Вик, снова без боли, пронеслось множество картинок, которые она и рассмотреть-то толком не могла. И опять взорвалось тревогой воспоминания о свитере и штанах — в них проще убегать от полиции, преступников и храмовников.

Вик сдалась напору воспоминаний и сказала:

— Брендон, что за ритуал вы собираетесь провести сегодня вечером? Или ночью… И не смотрите так — дело не только в воспоминаниях Марка. Я тоже бывают наблюдательна: вы сказали, что бумаги о силовом шторме мне принесут утром, но не сказали, что это сделаете вы. Возможно, вы будете заняты, а возможно, вы предполагаете, что у вас будут неприятности. — В голове билась мысль Марка: «Помоги!». И сейчас Вик понимала со всей ясностью: Марку было важно не расследование, Марк просил её позаботиться именно о Брендоне. Только воспоминания о нем не сопровождались болью. — Я могу вам чем-то помочь?

Брендон встал и наклонился к Вик, заглядывая ей в глаза:

— Вы сейчас серьезно предлагаете помощь в черном запретном ритуале, Виктория? Вы хорошо отдаете себе отчет, что это значит? — он достал из кармана штанов перстень с обсидианом и надел на палец. Точно, он планировал неприятности. Вик твердо сказала:

— Да. Я предлагаю вам помощь. Ведь именно для этого и нужны друзья.

Глава 48 Живые куклы

В доме леров Янота было холодно, темно — только алый светляк горел в руках Брендона, освещая пусть, — и тихо, и это безмолвие давило на плечи, заставляя Вик непроизвольно сжиматься и обнимать себя руками. Серый, совершенно больной эфир колыхался вдоль стен, протягивая длинные языки к единственным живым тут — к Брендону и Вик, и тут же отдавался глухой тоской в сердце. Брендон мимоходом выжигал серый эфир алыми искрами, но легче от этого не становилось. Дом давил своей болью, дом напоминал Вик, что она где-то ошиблась, она просчиталась с вольтами, с их воздействием, именно Вик виновата в том, что тут произошел силовой шторм. Было тяжело помнить, что бедняга Гарри, продолжавший бороться за свою жизнь в госпитале орелиток, не сам пошел на изготовление вольтов — его просто использовали, потому что бокоры не видят зла в том, чтобы применять в ритуалах плоть альбиносов. Мысли Марка тут же напомнили, что все немного не так: бокоры не видят зла в том, что полезно их роду. И что же случилось в роду Аранда, что неру Раулю Аранда, совершенно обычному, цивилизованному на вид человеку, стало возможным калечить других людей?

Дом был в ужасающем состоянии, и Вик непроизвольно вспомнила катакомбы и свой силовой шторм. Её эфир тогда обрушил каменные своды и чуть не свел с ума её саму. Эван говорил, что все равно бы любил её, в любой степени безумия, но об этом было больно думать. Любил ли кто-то эту женщину, леру Отис, погибшую тут, и кто будет горевать о ней? И как она скрывала от храмовников и инквизиторов свое состояние… Думать, что Дрейк упустил её из виду, потому что был невнимателен, не хотелось — адер не такой!

Брендон, шедший первым, открыл широкие двери, ведущие в большой зал:

— Прошу, нера Виктория! — он замер в дверном проеме и внимательно наблюдал за реакцией Вики на то, что было в зале. Всю дорогу до этого он отмалчивался, что же за ритуал он хочет провести, говоря, что на месте Вик сама все увидит… И вот… Увидела.

Алый светляк улетел под высокий, украшенный лепниной потолок, освещая почти всю залу. Та стала напоминать маленький филиал пекла — стены, колонны, пол, все вокруг словно горело в запретном огне. Окна были плотно закрыты ставнями. На мозаичном полу в выведенной мелом пятиконечной звезде лежало пять тел: головами к центру, почти соприкасаясь к друг другу, а ногами упираясь в лучи пентаграммы. Её наличие полностью разрушало иллюзию, которую Вик старательно лелеяла всю дорогу сюда: она пыталась уверить себя, что Брендон преувеличивает степень запретности ритуала… Не преувеличивал.

Вик медленно обошла по кругу тела людей — они лежали, словно раскиданные на полу игрушки. Словно сломанные куклы. В голове что-то промелькнуло, что-то связанное с картинкой вольта из библиотеки, но так быстро, что Вик даже ухватить мысль не смогла. И это была её мысль, а не воспоминания Марка — боли не было.

Пожилая женщина в простом утреннем платье, пропитанном кровью там, где были нанесены примитивы Карфы. Ткань платья была подпалена эфиром. Многочисленные пуговицы на лифе застегнуты криво, словно она куда-то спешила.

Девушка-служанка в цветочном пестром платье. Она не успела переодеться к обеду в черное строгое платье. Алый светляк под потолком превращал даже невинное лицо горничной в гримасу только что поднятой нежити.

Парень в черном костюме, наверное, лакей. Молодой, четверть века прожил, не больше.

Пожилой, седой мужчина в идеально пошитом костюме-тройке. Или гость, или дворецкий.

Еще один мужчина в простой рубашке, штанах и длинном фартуке — наверное, повар.

Случайные жертвы силового шторма. Вик, сделав круг, замерла перед пожилой женщиной, разглядывая искаженное страданием лицо. Сиятельная, которых много в Олфинбурге и даже Аквилите. О чем она думала, на что надеялась, когда пошла к чернокнижнику? Она сама выбрала участь магини или пострадала случайно, когда с неё слетела печать? Может, Брендон хочет вызвать её душу, чтобы расспросить? Это логично, хоть и не совсем законно без разрешения полиции или инквизитора.

Брендон плотно закрыл двери и подошел к Вик, вставая за её спиной:

— Вы правильно догадались, перед вами лера Отис, ведьма.

Вик его уверенно поправила:

— Женщина, больная потенцитовым отравлением. Это иное.

Брендон спокойно сказал, его дыхание чуть обожгло щеку Вик — так близко мужчина остановился:

— Вы правы. Я выбрал сам свою стезю. Это, действительно, иное. Она могла и не выбирать такую участь.

Вик обернулась у нему, делая шаг назад, чтобы не оказаться совсем лицом к лицу с Брендоном:

— Я не в укор вам. Простите, случайно получилось…

— Я не обиделся. Меня сложно обидеть или расстроить, честное слово. — он снова в упор разглядывал её, видимо,