Непривѣтливо было мое вступленіе въ новую жизнь. Мнѣ не дали раздумывать долго, а поставили къ ступѣ, гдѣ я работалъ до самаго вечера безъ роздыха, молча. Поѣвши липкаго хлѣба съ солью и запивъ водою, я заснулъ на какихъ-то тряпкахъ на мокрой землѣ.

Вслѣдъ за первымъ сквернымъ днемъ моей новой жизни, потянулся цѣлый рядъ подобныхъ дней. Меня употребляли къ домашнимъ работамъ, въ ткацкому станку, къ ступѣ и къ стряпнѣ. Я мылъ горшки, носилъ воду, рубилъ тонкія дрова, подметалъ, няньчилъ дѣтей, кормилъ собакъ и свиней. Я никогда не наѣдался до сыта, не высыпался вдоволь. Я заросъ шерстью, какъ медвѣженокъ, ногти мои выросли на полвершка и причиняли мнѣ боль. Тѣло, подъ грязной, какъ земля рубашкою, вѣчно зудилось, и я, какъ грязное животное, постоянно теръ спину у стѣнъ и косяковъ. Я скоро совсѣмъ одичалъ. Хотя я былъ очень тихъ и послушенъ, тѣмъ не менѣе, старикъ и старуха вѣчно толкали и ругали меня; вообще со мною обращались какъ съ паршивымъ щенкомъ. Хозяина по цѣлымъ днямъ не бывало дома. Жена хозяина и дѣвка, сестра его, мучили меня гораздо менѣе другихъ. Онѣ украдкой подсовывали мнѣ изрѣдка, лишнюю краюху хлѣба. Одни дѣти не гнушались меня, и даже любили со мною играть. Собаки тоже меня очень любили. Какъ только я улучу свободную минуту, то выбѣгу за ворота и взапуски пущусь бѣгать съ моими четвероногими друзьями. О моихъ товарищахъ Лейбѣ и Бенѣ я ничего не зналъ.

Когда снѣгъ совсѣмъ растаялъ и обнажилась земля, когда выглянула первая травка, участь моя измѣнилась къ лучшему. Мнѣ поручили пасти воровъ, овецъ и свиней. До зари я отправлялся съ моимъ маленькимъ стадомъ и съ цѣлымъ десяткомъ умныхъ собакъ, которыя умѣли охранять стадо и держать его въ отличномъ порядкѣ. Я былъ очень доволенъ своею судьбою. Взобравшись на гору, я водилъ стадо цѣлый день у окраинъ лѣса. Тутъ я былъ свободенъ, не слышалъ брани, ни побоевъ. Мнѣ давали съ собою хлѣбъ, соль, крупу или пшено. Я имѣлъ въ своемъ распоряженіи маленькій котелокъ. Разведя гдѣ-нибудь въ ложбинѣ огонь изъ сухихъ вѣтвей, я самъ варилъ себѣ свою постную похлебку. Я отыскивалъ грибы, а иногда рѣшался выдоить немножко молока и подбавлялъ его въ мой супъ. Это было праздникомъ для меня. Какъ только показалась земляника и дикіе фрукты, я зажилъ по царски. Въ лѣсу водились волки, но я ихъ не боялся. Большая часть моихъ собакъ имѣла и силу и отвагу волкодавовъ. Мое стадо жирѣло съ каждымъ днемъ и сохранялось въ цѣлости. Хозяинъ былъ мною доволенъ, прочіе члены семьи сдѣлались тоже ласковѣе, съ тѣхъ поръ, какъ я пересталъ торчать цѣлые дни предъ глазами. Иногда я бралъ съ собой дѣтей и игралъ въ степи. Мое здоровье значительно поправилось и тѣло окрѣпло.

Однажды, отыскивая болѣе тучное пастбище, я загналъ свое стадо въ сторону и забрался далеко въ горы. Осматривая открывшееся моимъ глазамъ широкое плоскогорье, я замѣтилъ вдали небольшое стадо. Я погналъ туда и свое. Желая познакожиться съ пастухомъ, я направился прямо къ нему. Какова-же была моя радость, когда я встрѣтился лицомъ къ лицу съ товарищемъ Лейбою! Мы упали другъ къ другу на шею, какъ родные братья. Лейба попалъ тоже къ поселянину и терпѣлъ отъ жестокостей своихъ хозяевъ еще больше моего. Онъ цѣлые дни питался хлѣбомъ и водою, и ему было воспрещено подводить свое стадо близко къ лѣсу. Самое стадо заключалось въ однѣхъ свиньяхъ, за которыми зорко приходилось слѣдить, чтобы онѣ не разбѣжались, тѣмъ болѣе, что Лейба не имѣлъ при себѣ такихъ смышленныхъ собакъ, какъ и. Когда я ему разсказалъ, какъ я роскошничаю, онъ всплеснулъ руками отъ удивленія и зависти.

— Я тебя угощу, Лейба, обѣдомъ. Ты только присмотри иа моимъ стадомъ и подгоняй поближе къ лѣсу, а я сбѣгаю въ лѣсъ за грибами и земляникой.

Когда все это было выполнено, мы выбрали удобное мѣсто, и черезъ полчаса вкусный молочный супъ былъ готовъ.

Вдругъ раздался неистовый лай собакъ по опушкѣ лѣса.

— Что такое тамъ случилось? встревожился я.

— Собаки наши грызутся, пусть ихъ! успокоилъ меня товарищъ, жадно утолявшій голодъ.

У самаго края котловины вдругъ выросъ какъ изъ-подъ земли мальчикъ, одичалый, обрюзглый, заросшій волосами, весь въ лохмотьяхъ. Я съ изумленіемъ посмотрѣлъ на незнакомца.

Ерухмимъ! всплеснулъ дикарь радостно руками и устремился во мнѣ.

По голосу я узналъ тотчасъ Беню и бросился къ нему на встрѣчу.

— Стой, Ерухимъ! не подходи къ нему! крикнулъ испуганнымъ голосомъ Лейба.

— А что? спросилъ я съ недоумѣніемъ, между тѣмъ, какъ Беня поблѣднѣлъ, какъ стѣна.

— Не подходи къ нему, Ерухимъ, не прикасайся! онъ уже не нашъ; онъ… мешумедъ (ренегатъ) гой…

Меня это извѣстіе поразило и кольнуло въ сердце.

— Беня, правду-ли Лейба говоритъ? спросилъ я сконфуженнаго мальчика, дрожащимъ голосомъ.

Беня опустилъ голову и покраснѣлъ.

— Ерухимъ, дай мнѣ поѣсть! взмолился онъ ко мнѣ, не трогаясь съ мѣста.

Мнѣ жаль стало товарища, такъ жадно поглядывавшаго на котелокъ.

— Иди ѣшь! позволилъ я ему, отварачиваясь отъ него.

Беня побѣжалъ къ котелку. Но Лейба, замѣтивъ его приближеніе, быстро опрокинулъ котелокъ и началъ ногами топтать землянику, издавая губами рѣзкій свистъ. Черезъ минуту сбѣжалось нѣсколько собакъ и жадно накинулось на остатки молочнаго супа.

— Лучше собакамъ пусть достанется, чѣмъ тебѣ! злобно произнесъ Лейба, обращаясь къ оторопѣвшему Бенѣ.

Беня заплакалъ и убѣжалъ, угрожая намъ видали кулаками.

— Ты злой мальчикъ, упрекнулъ я Лейбу.

— Онъ отсталъ отъ насъ, зачѣмъ-же въ нуждѣ къ намъ опять лѣзетъ?

— Можетъ быть, его ужь черезчуръ били, онъ этимъ и хотѣлъ облегчить себя.

— А насъ по головѣ гладятъ?

Я погналъ свое стадо назадъ, условившись съ Лейбою сходиться каждый день къ полудню для общаго обѣда.

Черезъ нѣсколько дней, мы, какъ всегда, расположились обѣдать. Вдругъ, вдали показались два человѣка, быстрыми шагами направлявшіеся прямо къ намъ. Въ одномъ изъ нихъ я узналъ своего хозяина. Другой — былъ хозяинъ Лейбы. За ними шелъ Беня, снявши шапку и отвратительно улыбаясь.

Съ какимъ-то ревомъ хозяинъ бросился на меня, смялъ подъ себя и началъ душить, давить и бить. Долго-ли это продолжалось — не знаю, но когда хозяинъ пересталъ топтать меня ногами, я продолжалъ лежать, ничего не слыша. Онъ нѣсколько разъ пытался поставить меня ни ноги, но я падалъ опять, какъ снопъ. Должно полагать, что онъ самъ испугался послѣдствій своей жестокости, потому что засуетился, побѣжалъ за водою и начавъ меня отливать. Какъ однако ни мучился онъ со мною, а я идти не могъ: одна нога была