Шрифт:
Закладка:
– А здесь больше не свои? – зацепило Клыша. – Глянь, как жизнь меняется. Каждый день что-то новое. Всё вокруг кипит!
– Пустой кипяток тоже кипит, – буркнул Фрайерман. – Покипит, да и выкипит. Или ещё хуже, смотря чего в него накидают. Антисемитизм вдруг попёр! С младенчества рос, учился. Ни в школе, ни в институте, тем паче – на комбинате – ничего. Так, краешком, больше в анекдотах. А как перестройка началась, откуда что взялось? Будто вся черносотенная похабень на поверхность хлынула… А еврей всегда – альбинос в человечьей стае. И пальцем показывать не надо. Сразу виден…
– Что ж, по-твоему, перестройка их переродила? – буркнул Клыш.
– Может, просто раньше стеснялись? – Боря повёл плечом. – А может, и вовсе, пока фашизм добивали, сами незаметно пропитались антисемитизмом. Вроде эпидемии: боролся-боролся, да сам и заразился.
Он подтолкнул пригорюнившегося Граневича:
– А то, может, вместе поднимемся?! Уж с твоей-то головой нарасхват будешь! Только слух среди химиков пройдёт, что Граневич эмигрировал, и очередь выстроится. С руками рвать станут.
– Никуда я не поеду! – глухо отозвался Оська. – Почему я должен свою страну Башлыкову оставлять? Потому что мои предки евреи, а его – черносотенцы? Так и останутся одни черносотенцы.
Распили вторую бутылку. Проводили опьяневшего, рыдающего от жалости к себе, Фрайермана.
– Хорошо, – вернулась к прежнему разговору Светка. – Уезжать – не уезжать – долгий праздник. Но с комбината ты уйдёшь. Мне муж нужен, а не арестант! Что отмалчиваешься? Тем более, сами на дорожку денег дают.
Оська простонал. Мысль о предложенных отступных, по сути – той же взятке, мучила его. Всё в нём возмущалось и протестовало. Но и не взять было невозможно. Других денег на мамину операцию не было.
– Кто бы знал, как душа не лежит! – выдохнул он.
– Не лежит – не бери, – согласился Клыш. – Я тут клад по случаю раскопал.
Он дотянулся до портфеля, выложил на стол проржавевшую металлическую банку из-под монпансье.
– Чего грязь на стол вывалил?! – рассердилась Светка. – Ты б ещё сам с ногами…
Но глянула на мужа и пресеклась.
– Неужто та самая?! – задохнулся Оська. С нежностью провёл по облупившемуся рисунку.
Клыш открыл крышку. Распиравшие банку купюры посыпались на стол.
– Здесь тебе и на операцию, и на начальный капитал. Чтоб своё дело открыть.
– Ёшкин кот! – выдавила ошалевшая Светка. – Это сколько ж ты взяток набрал?
То, что Меншутин вернулся, не задержав Лапина, в отделе не обсуждалось. Вроде как и на старуху бывает проруха. Но прежний звонкий подгоняющий мат Боба по коридору и кабинетам больше не разносился. Спустя несколько месяцев Меншутин купил трёхкомнатную кооперативную квартиру – в центре, рядом с горсадом. Это тоже не комментировалось. Будто никого и не коснулось.
Вскоре после этого Борис Меншутин из милиции уволился. Этому несильно удивились. Когда же, сразу после увольнения, оказался востребован на должности начальника службы безопасности банка «ПИОНЕР», не удивились вовсе. Завидовали!
Потихоньку поувольнялись и перебрались «под руку» прежнего начальника ближайшие из его подчинённых. Служба безопасности банка «Пионер» стала считаться в городе из самых надёжных. Единственный из угро, кто не уволился из милиции, был СуперШура. Его, по протекции Трифонова, перевели замом в инспекцию по личному составу.
В Зарельсовый райотдел на освободившиеся места стали приходить новые сотрудники.
На Новой Орше во время выборов трижды судимый Захар гонял односельчан с вилами в руках, отмутузил воспитателей детского сада прямо при детишках. Явился на избирательный участок. Дал в морду председателю избирательной комиссии. Навалились. Скрутили.
Участковый Горюнов усмотрел в деянии мелкое хулиганство и в возбуждении уголовного дела отказал. Если б не драка на избирательном участке, так бы и сошло. Но воспрепятствование выборам – вопрос политический. По требованию исполкома, райпрокурор отменил постановление и арестовал Захара за злостное хулиганство, совершённое с особой дерзостью. Наутро жена Захара примчалась в райотдел. Возмущённая, бегала по руководству, во всеуслышание кричала: «Где закон? Мы участковому сто рублей за закрытие дела заплатили, а муж в тюрьме. По всем родственникам собирали. Возвращайте деньги!» Едва выдворили. Вслед за тем жалоба от неё поступила на имя начальника УВД. На общем собрании трудового коллектива Горюнов взятку, само собой, отрицал категорически. Ему никто, конечно, не верил. Но в ходе прений вопрос брал – не брал – не обсуждался вовсе. Над Горюновым откровенно стебались. Недотёпа! Не умеешь сделать втихую, не берись. Но всё-таки сочувствовали. Многие, пусть не вслух, были на стороне участкового. «А почему он должен возвращать? Он-то заказ отработал!» Когда на голосование поставили увольнение или строгий выговор, единодушно проголосовали за то, чтоб ограничиться выговором. Каждый примерял ситуацию на себя.
Всё больше сотрудников стали приезжать на работу на личных автомашинах. Кое-кто – на новеньких «Жигулях». Расцвёл и Окатов. Он так и не стал генеральским мужем. Но и без того чувствовал себя на своём месте. По вечерам в кабинете начальника становилось тесно. Окатыши забегали «полночь – за полночь» с подарками, подношениями.
Плотину прорвало. Отдел стал напоминать обветшалую шинельку, рвущуюся на перестроечных ветрах по всем швам.
Уволившись с комбината, Оська Граневич освободившееся время тратил на подготовку операции матери. Ездил в Москву. Через Моргачёва, переведшегося в Первый мед, договаривался об анализах, о сроках госпитализации.
Светка от свалившихся внезапно денег несколько ошалела. В отличие от подружек, думавших, где найти средства на прокорм семьи, перед Светкой стояла иная задача – как выгодно разместить то, что упало в руки. Советовалась со знакомыми кооператорами, вчитывалась в статьи знаменитых экономистов; посещала платные финансовые консультации, неизменно засыпая на середине. Даже завела калькулятор, и вечерами высчитывала прибыль от разных вариантов вложения.
К возвращению мужа из Москвы оптимальное решение было найдено.
– В ближайшие дни выезжаем в Краснодарский край, – огорошила она Оську. – Предстоит торговая операция. Всё досконально просчитано. Твоё дело – ничего не испортить. Садись и вникай.
Торговая операция заключалась в следующем. На городской автобазе арендуется на неделю грузовой ЗИЛ с водителем (договорённость с директором автобазы достигнута). Едут в плодоовощной совхоз под Краснодаром (с директором согласовано, ждёт). Там грузится машина яблок (расчёт на месте – за нал), везётся в среднюю полосу, где товар уходит с колёс.
– С колёс? – вяло усомнился Оська.
– Ты чо, дурак?! – напустилась на мужа Светка. – Ты видел у нас в апреле на рынке яблоки? Директор «Плодовощторга», как услышал, аж рот открыл. Всю партию махом, говорит, беру. А там покупаем за копейки. Я уж высчитала. Самое скромное – 400 процентов навара! Хочешь сам пересчитать?
– В Краснодаре-то откуда яблоки в апреле возьмутся? Даже самые ранние сорта…
– А про зимние забыл?! – торжествующе выкрикнула Светка. – «Благовест», «Богатырь» – до весны
