Лишние фрагменты

Я долго бродил по дорожкам, присматриваясь к людям, аппаратам и зеркалам. Мне все казалось чудным и странным, и по большому счету я не понимал, что делать дальше. Убеждал себя в том, что решение придет и что на этом уровне обязательно найдется какая-нибудь подсказка для меня, как это случалось прежде. Но уровень был удивительно однообразен. В задумчивости я подошел к зеркальной стене и, встав между двумя бегунами на стационарных платформах, сложил руки на груди. Я всматривался в собственное изображение, будто надеясь, что оно родит во мне какой-то импульс, мысль, идею. Ну, или хотя бы просто намекнет.

И тут я заметил, что сквозь очертания моего лица – глаз, носа, губ – проступает что-то еще. Как проступает за отражениями бегущих людей и всего, что происходило рядом. Заинтересовавшись, я подошел к зеркалу вплотную, едва не уткнувшись в него, и понял: оно не просто отражало то, что происходило в гигантском зале; оно даже не было зеркалом в том понимании, к которому я привык. Скорее, это было как очки у Евпатории: стекло с зеркальным напылением, только очень прочное и толстое. Издалека оно показывало людям то, на что им больше всего нравилось смотреть. – их самих. Но для тех, кто подходил к нему ближе, приоткрывало тайну.

Сложно, конечно, сказать, можем ли мы называть тайной то, что доступно, стоит только захотеть, любому человеку из десятков тысяч здешних резидентов? Но для одного меня, безусловно, это было одной из главных тайн мироздания: кажется, впервые с тех пор, как мы попали сюда и уверовали в то, что Башня не имеет окон, я имел возможность заглянуть за ее пределы. За стеклом был внешний мир. И я, как в детстве, пока мама с папой спали, смотрел в окно в надежде увидеть что-то интересное, прислонившись к нему, затаив дыхание и привстав на мыски.

Надо мной было темное небо – настолько низкое, что я едва не испугался, – с большими облаками, которые укутывали вершину Башни. И если небо было гораздо ниже, чем в Севастополе, облака, напротив, приобрели исполинский, угрожающий размер. Кажется, следующий уровень лежит уже в облаках, предположил я.

Почему же мы не видели, находясь внизу, гуляя на пустыре, что Башня не монолитна, что в ее стене есть вот такое гигантское окно, которое должно быть видно отовсюду? Теперь, оказавшись за этим окном, на высоте, которая кружила голову, стоило лишь о ней подумать, я мечтал совсем о другом – увидеть родной город. Но я видел небо и облака, а стоило перевести взгляд вниз, как начинала мерещиться всякая муть. Прямо передо мной перемещались силуэты людей, которые я не мог разглядеть, и чуть поодаль била, устремляясь ввысь, вода – как будто работал фонтан. Я обратил внимание на то, как перемещались по воздуху темные пятна размером со средний автомобиль, но никак не мог понять, что это. «Дурацкий розыгрыш?» – думал я. Но кто здесь станет кого-то разыгрывать, да и как? Неужели это все могло происходить на самом деле – за стеклом, с другой стороны, на такой высоте? В это было еще сложнее поверить.

В зеркальном отражении я увидел людей, остановившихся за моей спиной, почувствовал их странные выразительные взгляды. Они не собирались говорить со мной, но явно хотели, чтобы я отошел от стены. «У нас так не принято, – словно бы говорили они. – Отдохни уже», – вспомнилось подходящее слово. И я решил отдохнуть: увидев освободившийся неподалеку квадрат, поспешил туда и занял место на платформе.

Передо мной – а вернее сказать, между мной и зеркалом – находилась панель управления, но вряд ли я бы разобрался в ней, а потому, чтобы не нервировать людей, и без того обеспокоенных моим поведением, быстро нажал пару ближайших кнопок. И тут же понял, как и почему на этих дорожках бегают: оказалось, что устоять на месте просто невозможно, тем более не обладая подготовкой.

Едва заработал прибор, как я ощутил движение платформы, которая словно тянула меня назад со страшной силой, убегала, утягивая меня за собой, при том что визуально я продолжал стоять на черной поверхности – металлической, гладкой, холодной, но самое главное – неподвижной.

Чтобы не упасть, я вцепился обеими руками в панель, где уже включился экран, и передо мной побежали разноцветные картинки. Сначала я не мог сообразить, что происходит, но вскоре догадался: передо мной расстилалась дорога, которую я не смог бы перепутать ни с одной другой – просто потому, что других в нашем мире не было. Это было Широкоморское шоссе: экран восстанавливал его в мельчайших деталях, вплоть до знакомых мне трещин в заборах и кое-где покосившихся крыш или небольшой, но очень неприятной ямы возле первой троллейбусной остановки города. Дорога начиналась возле мола, и я бежал по шоссе, не имея возможности свернуть и постепенно набирая скорость.

Знакомые виды подняли настроение – чего и говорить, я был рад любому напоминанию о Севастополе; вот только что все это могло значить для того, кто родился в Башне? Едва не упав несколько раз, я приноровился бежать – Широкоморское шоссе на экране было пустым: ни транспорта, ни людей, – и когда я ускорялся, дорога тоже двигалась быстрее, а когда я бежал медленнее – замедлялось и движение картинки.

Севастополь на панели напомнил мне о друзьях, и я тут же неприятно поразился, что это случилось впервые на уровне; а ведь сколько я всего успел обойти, и даже отоспался, и ни разу даже не глянул на вотзефак! Сбавив бег, я незамедлительно извлек черную коробочку и увидел белый огонек Инкермана: от него что-то пришло.

«Привет, – написал я и, слегка подумав, добавил: – Дружище! Надеюсь, мы найдемся в этом бардаке. Хотелось бы увидеться».

Ответ пришел сразу.

«А что ты готов сделать, чтобы увидеть меня немедленно? – прочитал я на экране. – Подумай хорошо, не торопись».

Мне не хотелось играть в эти игры. «Все, что скажешь», – нервно набрал я: на бегу было не так уж легко жать на кнопки. Да, мой ответ не блистал остроумием, но, в конце концов, Притязание пройдено для нас обоих, и я надеялся, что Инкер не подхватил там дурной привычки оценивать людей по изяществу словесного потока. Мне так хотелось скорее прекратить церемонии и просто забить встречу. Но то, что случилось дальше, превзошло мои ожидания.

«И даже обернуться?» – ответил Инкерман.

Я рефлекторно повернул голову и увидел беззаботное лицо друга. Оно расплывалось в улыбке, совсем как