Теперь Одесса снова оказалась в блокаде, на этот раз большевистской. Если не считать дефицита продовольствия, нехватка угля была более разрушительной. Поставки настолько сократились, что корабли не могли выходить в море, а сообщение с окружающим миром оказалось под угрозой.

В углубляющемся кризисе и сумятице, перед лицом возможного военного поражения, французы после нескольких недель бесплодных переговоров решили сбросить Добровольческую армию со счетов. 15 марта д’Ансельм объявил военное положение и назначил новое правительство, которое возглавил Д. Ф. Андро де Ланжерон, украинский политик французского происхождения. Консерватор Андро служил под началом Скоропадского и был близок к «Совету государственного объединения России». Деникин предсказуемо возражал как против личности губернатора, так и против закона, который позволял французам вмешиваться в управление российским городом. Он немедленно отправил телеграмму Санникову (с копиями д’Ансельму и Бертло), в которой запрещал своему представителю иметь какие бы то ни было дела с новым «правительством». Деникин позволил Санникову подчиняться оперативным указаниям от французских военных, но россияне могли сотрудничать с иностранными оккупантами только через Санникова.

Хотя и не в результате протеста Деникина, французы всего через несколько дней изменили свою программу. 20 марта Франше д’Эспере прибыл в Одессу и принял участие в формировании нового органа власти. По рекомендации Фрейденберга он назначил военным губернатором русского генерала А. В. Шварца, а правительство Андро де Ланжерона стало только гражданским консультативным советом. Шварц колебался, принимать ли новую должность, но Франше д’Эспере удалось убедить его, пообещав взамен увеличение помощи союзнических войск, людьми и снабжением, всеобщую мобилизацию (что сделало бы возможным создание настоящей армии) и ходатайство генералу Деникину для получения одобрения этого назначения. Шварц беспокоился о сглаживании противоречий между Добровольческой армией и ее иностранными покровителями. После принятия на себя обязанностей он отправил Деникину доклад о своей работе и намерениях, но Деникин не соблаговолил ответить. По его мнению, Шварц был не более приемлемой кандидатурой, чем Андро де Ланжерон. Шварц недолго успел послужить при большевиках, и когда он просил о приеме в Добровольческую армию, Деникин отказал ему. Чтобы упрочить позиции Шварца, французы решили удалить обоих генералов, Санникова и Гришина-Алмазова, и Деникин был снова оскорблен. Разрыв между Добровольческой армией и французами был полным.

Но на этот раз Деникин был не одинок в своей оппозиции к политике французов. Все политические группировки Одессы, за исключением крайне правых, осуждали действия французов. Представители городской думы, городского союза земства, «Союза возрождения России», «Всероссийского национального центра» и даже социал-революционеры и меньшевики протестовали против нарушения суверенитета России. Даже противники Добровольческой армии предпочитали жить под властью русских, а не под той, что казалась им колониальным режимом. Французы, которые ранее надеялись создать единый фронт, наконец преуспели: россияне объединились против интервентов.

Россияне столкнулись с неприятной дилеммой. С одной стороны, было болезненным безропотно соглашаться с действиями французов, которые казались попранием национальной чести; с другой — очевидно, что открытый разрыв с французами усилит позиции большевиков. В общем, они приняли свершившийся факт. Перед тем как покинуть Одессу, Санников приказал своим подчиненным выполнять приказы французского командования. Генерал Тумановский, который пользовался полным доверием Деникина, принял командование над бригадой Добровольческой армии.

Его отношения с французами оставались раздражающими. Например, д’Ансельм приказал ему защищать подступы к городу, заняв Очаков. Но после того как русские выполнили свою миссию, 29 марта им было велено отступить, когда приближался враг. Этот поспешный отход еще сильнее подорвал боевой дух.

Французская политика оставалась сумбурной до самого конца. Частным образом и публично генералы заверяли жителей, что город будет удержан. И действительно, 26 марта и 30 марта прибыли свежие французские, греческие и алжирские войска, были починены фортификационные сооружения. Затем 2 апреля генерал Франше д’Эспере внезапно приказал д’Ансельму эвакуировать Одессу в 72 часа, и д’Ансельм по какой-то неясной причине решил, что для выполнения задачи будет достаточно 48 часов.

Это ясно по прошествии времени, и это было ясно современникам: Одессу нельзя было защитить. Антибольшевистские силы обладали численным превосходством и были несравнимо более хорошо вооружены, чем их враги. Действительно, обеспечивать снабжение города в блокаде было трудно, но французский военный флот определенно мог решить проблему. Французы отступали не для того, чтобы избежать поражения, а для того, чтобы избежать сражения.

Они не составляли плана эвакуации. Тысячи беженцев, которые прибыли в Одессу, спасаясь от власти большевиков, теперь все хотели покинуть город, но кораблей было недостаточно. Только богатые смогли подкупить власти и оказаться в безопасности. Французы оставляли огромные склады военного имущества. Они были в ответе за то, что восстановили против себя Добровольческую армию, сместив ее командира, генерала Санникова, но в критический момент предали русских. Они нашли на кораблях места для профранцузских политиков, но не для русских войск. Генерал д’Ансельм приказал Тимановскому покинуть Одессу через Акерман, отправившись по суше в Бессарабию. Поскольку солдатам не заплатили, Шварц позволил им взять 75 миллионов рублей из государственного банка, но было уже слишком поздно. Еще до того как французы покинули город, местные большевики захватили банк, а французы не остановили их. На этом этапе д’Ансельм обещал от 10 до 20 миллионов рублей в иностранной валюте для финансирования эвакуации, но не сдержал обещание. Соответственно, на долгом пути к румынской границе малоимущие русские страдали от ужасных лишений. Но румыны проявили враждебность: они разоружили беженцев и держали их под стражей в течение месяца, пока не позволили им покинуть страну на кораблях и присоединиться к основным силам. В Новочеркасск прибыли примерно шесть тысяч человек.

В ходе Гражданской войны возникали многочисленные моменты паники и неразберихи, когда ответственные структуры не справлялись со своими задачами. Ни один из них не был хуже, чем организация французами эвакуации Одессы. После этой операции французы определенно не имели права чувствовать превосходство над российской принимающей стороной.

Ответственность за одесскую катастрофу в первую очередь лежит на французах. Они пустились в амбициозное предприятие без ясных целей, не понимая последствий и не обладая достаточными ресурсами. Сочетание невежества, надменности и коварства сделало их политику в высшей степени непривлекательной. Напротив, лидеры Добровольческой армии оказались вовлечены в одесскую авантюру против своей воли. Они полностью осознавали, что российские силы сами по себе не могут защитить город от большевиков. Они всегда осознавали свою роль защитников чести России, а Деникин в особенности на всем протяжении взаимодействия с иностранцами вел себя с огромным чувством собственного достоинства. В то же время многочисленные слабости командования Деникина были налицо. Его заботили скорее вопросы формы, чем содержания, и он проявлял неоправданную ревность к местной инициативе и власти. Он боялся даже тени федерализма и пытался установить централизованное наблюдение в условиях, когда это было очевидным образом невозможно. Он исключительно усложнил задачу тех, кто хотел работать с ним. Коротко говоря, политика Добровольческой армии в Одессе была не более мудрой, чем где бы то ни было еще.