Шрифт:
Закладка:
Марина на одном дыхании добежала до домика и, сорвав полусгнивший замок с двери, вошла внутрь, спотыкаясь о куски посуды и мебели. Прошерстила маленькую комнатушку и обнаружила табуретку вместе со столом. Каблуком туфля разрубила их на части и, пошарив по карманам, достала чудом оставленную в джинсах зажигалку. Сложила импровизированные дрова в печь и, поднеся тусклый огонек, растопила ее, заставляя давно промерзшие деревянные стены прогреваться.
День тут же сменился ночью. На улице пошел снег. Марина, подставив руки огню, начала потихоньку согреваться. Отныне она дрожала не от холодного пронизывающего ветра, что проникал в дом через трещины в дереве, а от страха – в оставленной людьми деревне ей приходилось находиться совершенно одной. Обнаружив в кармане одну-единственную сигарету, закурила и подошла к окну, отодвинув шторку в сторонку. Огород давно зарос, высокий сорняк прикрыло огромными сугробами. Стояла мертвая тишина.
“Домой теперь я навряд ли вернусь. Околею от холода и голода, наверное. И я до сих пор не понимаю, что от меня на этот раз хотят!..”
Долго оставаться в заброшенном доме не вариант. Дело не в том, что внезапно могли наведаться хозяева. В зоне отчуждения без средств к существованию – имеется в виду еда, вода и хоть какие-то вещи – долго не протянешь. До этого момента Марине долго удавалось избежать подобной участи, теперь же ставка стала неподъемной. Хоть мысли о перспективах подобного будущего нифига не радовали, Марина старалась держать себя в руках, смотря на отблески огня и падавший за окном снег.
Глава XI
– Вставайте! Бегом, бегом, пока мы снова не оказались в кутузке! – уже довольно поседевший мужичок в толстом овечьем тулупе махнул рукой.
Из-под листвы показались две девичьи головы. За ними еще парочка. Посмотрев по сторонам, “партизаны” отбросили на землю лохматые толстые ветви деревьев, за которыми прятались от пристального взгляда милиции, и бросились наутек. В руке у одного из них горел факел – жаром дышащий огонек освещал оставленную кем-то заранее тропу и часть густого леса.
– Бегом, бегом! .
Они забежали в первый попавшийся домик, захлопнули и затем закрыли дверь на засов. Две молоденькие девушки, на вид которым было не меньше восемнадцати, обмотанные в непонятной формы тряпки, перевели дыхание и, сняв луки, уселись у заранее разогретой каменной печи.
– Я проголодалась. Бабуся, у нас есть что перекусить?
– Сейчас, доченька, – пожилая старушка встала с табуретки и направилась в сторону небольшой кухоньки.
– Эх, эх, как мы докатились-то, до жизни-то такой, – громко вздыхая, произнес мужичок в тулупе, снимая с себя шапку-ушанку. – Жили себе нормально, растили детей, потом – внуков, сажали картошку, ездили в город… Помните, каким был город до всей этой… до всего этого… дурдома? – он усмехнулся. – Авария или как ее там… Ведь жили-то как в сказке!..
– Дед, не начинай, а! – воскликнула девчушка. – Уже ничего не вернешь, жизнь прежнюю не вернешь и не построишь, чего теперь плакаться-то?
– О как вы, молодежь, заговорили-то! А это наша земля, наша родина, мы здесь жили и будем жить, и насрать я хотел на ихнюю радиацию!..
– На их, папа, – откликнулась вторая девушка, продолжая любоваться огнем в печи.
– Чего?..
– Неважно. – Девочка махнула рукой.
В окно неожиданно постучали.
Девушки, как взвинченные, подскочили со своих мест.
Старик приложил палец к губам, приказывая молчать.
– Кого нечистая принесла? Уходите прочь, это наша земля!
– Я все понимаю, – раздался тихий женский голос, – и я не претендую на вашу землю, но мне бы переночевать у вас… денек-другой… мне очень… х-холодно…
Девушки удивленно переглянулись со стариком.
– Это не менты…
– Открывай, дед! Человеку нужна помощь!
– А если все-таки мент?
– Баба-мент? Дед, не валяй дурака, открывай!
– Ну ладно… – мужичок скуксился и отпер тяжелый засов на двери.
На пороге возникла сильно замерзшая женщина. Холодный ветер развевал длинные светлые волосы. Губы посинели. Незнакомка стояла в темно-серебристой рубашке, синих джинсах и летних открытых туфельках. Она жалобно смотрела на партизан и неоднократно растирала предплечья.
– О как… – старик на минуту опешил. – Ты чего это раздетая ходишь? На улице давно не лето.
– Я не здешняя, но я раньше была здесь. Пустите! Я вам после все объясню.
– Пусти ее, дед! – заступилась за дамочку девушка.
Незнакомка в знак благодарности улыбнулась синими от холода губами и прошла внутрь.
Мужичок запер за ней дверь и подставил ей табуретку.
– Видишь ли, дочка, мы сами… как бы это сказать… – к женщине подошла старушка.
– Мы вернулись туда, откуда нас выгнали, – насупившись, заявил старик. – И теперь ментяры гонятся за нами, как за шакалами. Мы куска хлеба чужого не взяли, мы пришли на родные места, откуда мы родом!.. Родственнички нас выгнали, не захотели хлебом насущным делиться. – Он переглянулся с девушками. – И мы вернулись домой. Вот это, – он указал на темноволосую девочку, одетую в несуразное, похожее на средневековое, платье с корсетом, в несколько раз обмотанное веревками и ремешками, – Юлька, а рядом с ней сидит Танька, – мужичок показал на молоденькую блондинку в простом стареньком сарафанчике, серой рубашке и домотканых штанах. На ее голове красовалась шаль из овечьей шерсти. – А ты? Тебя как величать?
– Мариной меня зовут. Я пришла сюда по своей воле, ну, если это, конечно, можно назвать волей. Это очень долгая история, и вы мне навряд ли поверите. А вообще я здесь уже была когда-то. Я одна из тех, кто ликвидировал последствия, я ликвидатор, Чернобыля-то. Если вы хотите на меня накричать или обвинить в чем-то, то перечить вашему желанию не стану, я вас прекрасно понимаю. Мы когда-то выгнали вас отсюда, заставили вас бежать, а теперь вы вынуждены прятаться от правоохранительных органов.
– Да, нас действительно заставили отсюда уйти, – Юля, та девушка в средневековом платье, сделала жест старику, останавливая поток его бурных и гневных речей,
