за ним, останьтесь незамеченным и доложите мне о результатах. В случае успеха вы незамедлительно получите от меня требующиеся вам десять дукатов, даю слово чести. – Орсо несколько секунд молчал, давая подчиненному время осмыслить его слова, а затем вкрадчиво добавил: – И еще. Имейте в виду: если Годелот узнает о вашем участии в своей эскападе, а тем более о моей роли в ней, он не сумеет это скрыть, даже стремясь не выдавать вас. Он юн и горяч. И вы, полагаю, догадываетесь, что мне несложно будет превратить вашу службу в ад.

Марцино вытянулся до хруста в спине:

– Мой полковник… Доверьтесь мне. Клянусь, я выполню все в точности и с величайшей осторожностью!

Орсо неспешно кивнул:

– Великолепно. Я надеюсь на вас. Ступайте, Марцино. И учтите: Годелот молод, но не глуп. Не вздумайте его недооценить, он наблюдателен и не особо доверчив. Удачи вам.

…Выходя от полковника, Марцино был готов оттолкнуться сапогами от каменного пола и взлететь. Бездонная пропасть по невероятной удаче обернулась торной дорогой. Теперь оставалось не сплоховать…

* * *

Сегодня Годелот с нетерпением ожидал нелепой перевязки и поминутно поглядывал на часы. Он не знал точно, чего именно ждет от новой встречи с Бениньо, но намеревался быть внимательнее и попытаться понять, не играет ли врач какую-то свою таинственную роль в хитросплетении интриг полковника.

Часов около семи вечера шотландец постучал в уже хорошо знакомую массивную дверь. Бениньо незамедлительно отозвался на стук:

– Добрый вечер, Годелот. – Он жестом пригласил юношу войти, и тот заметил, что врач, обычно безупречный, нынче выглядит уставшим и слегка помятым. – О, вы принесли рукопись? Значит ли это, что вы ее уже прочли, или же она показалась вам излишне скучной?

Годелот поклонился:

– Господин доктор, я читал этот труд всю ночь и к утру закончил.

В суховатом голосе Бениньо вдруг послышалась мягкая усмешка:

– Поразительное усердие. Снимайте колет. Головные боли не усилились? Тошнота?

– Нет, господин доктор, разве что ссадина на голове досаждает.

– Что ж, это пустяки, только будьте поосторожней с гребнем.

Бениньо заканчивал перевязку, когда в его апартаменты постучался лакей, бесстрастно выслушал распоряжение подать ужин и удалился. Врач же, ополаскивая руки в фаянсовом тазу, сообщил шотландцу:

– На следующей неделе я сниму вам швы. Похоже, с вашей головой тоже все обошлось. К службе вы годны, только в бане не злоупотребляйте горячей водой, заживающим ранам она не на пользу. И немедля дайте мне знать, если вам станет хуже.

– Благодарю вас.

Годелот неловко замолк. Поначалу ему показалось, что Бениньо, сам заговоривший о рукописи, согласится ответить на несколько вопросов… Их, конечно, несметное множество, но хотя бы на самые важные… Однако врач, похоже, окончил разговор, и шотландцу оставалось только удалиться. Пауза затягивалась, и Годелот, смутившись, поклонился:

– Не буду вам мешать, господин доктор. Доброй ночи.

Бениньо же, бросив на стол полотенце, обернулся:

– Вы спешите? Заняты в ночном карауле?

– Нет, господин доктор, мой караул завтра в полдень.

– Великолепно. Тогда, Годелот, я хочу предложить вам составить мне компанию за ужином. Мы обсудим прочитанную вами книгу, наверняка вам многое показалось в ней необычным.

Шотландец онемел. Личный врач герцогини, высокообразованный человек, самый влиятельный в доме после хозяйки, запросто предлагал ему сесть с ним за один стол для почти что дружеской беседы.

– О… – пробормотал он, заливаясь краской. – Господин доктор, я, право… Я не уверен, что могу…

– Бросьте, Годелот. – Врач уже сноровисто раскладывал свои склянки, крючки и ножницы по целой батарее ящичков. – Мне самому тоскливо есть в одиночестве, а к общему столу спускаться смысла нет, там я тоже, скорее всего, буду один. Даже полковник Орсо уехал по делам. Вашему капитану я пошлю с лакеем записку. Прошу. Моя, с позволения сказать, трапезная там.

…«Трапезная» Бениньо, расположенная в одной из башенок особняка, оказалась небольшим округлым помещением с высоким стрельчатым окном и занятно выложенным мозаикой полом.

За стол шотландец садился, словно всходя на эшафот. Филигранное серебро он прежде видел только издали на графской кухне, где над ними колдовала пожилая судомойка. Да и старомодные те вещи, достояние предков, были куда проще. Здесь же юноша боялся положить руки на вышитую скатерть. Огоньки свечей рассыпали нарядную радугу по изящной чеканке на приборах, а тяжелый серебряный кувшин для вина был украшен сложнее, чем резные двери церкви. Из всех блюд Годелот узнал только хлеб, да и тот был непривычно белым и сплетенным в затейливые фигурки.

Бениньо же вел себя так, будто всю жизнь ужинал исключительно с военными из низших чинов. Он неторопливо орудовал ножом и причудливым двузубым прибором, невзначай позволяя шотландцу присмотреться и скопировать его движения.

Поначалу Годелот был уверен, что провалится сквозь мозаичный пол вместе со стулом. Но врач затеял малозначащий и легкий разговор, и постепенно подросток почувствовал себя чуть свободнее. Бениньо же, хоть и держался совершенно естественно, казалось, незаметно вел Годелота под руку, не позволяя ему попасть впросак. Демонстративно беря со стола нужный нож, он спокойно замечал: «Попробуйте куропатку. Филомена просто волшебница, можете мне поверить». Указывая на то или иное блюдо, рассказывал его историю, и оказывалось, что какая-нибудь незамысловатая морковь запросто могла заводить собственный герб и чеканить на нем свои бесчисленные подвиги.

Что говорить, ужин был великолепен, изысканное вино врач, не скупясь, сам подливал Годелоту в бокал, и подросток не заметил, как язык у него постепенно развязался, и вскоре он уже легко и охотно рассказывал сотрапезнику о детстве и умерших родителях. Шотландец спохватился, лишь дойдя до прежнего синьора, и почти с испугом понял, что не слишком следил за ходом беседы… Однако Бениньо и не собирался расспрашивать ни о графе Кампано, ни о пасторе, ни о других важных для Годелота материях. Отодвинув тарелку, он спокойно осведомился:

– Вы сыты, друг мой? Прекрасно. Сейчас нам подадут десерт. Итак, прежде чем мы приступим к обсуждению рукописи господина Коперника, я хочу задать вам важнейший вопрос: вы поверили в то, о чем он пишет?

Годелот помолчал. А потом, осторожно подбирая слова, начал:

– Господин доктор, скажу вам честно, все, что написано в этой книге, удивительно. А большая часть и вовсе невероятна. Но… я знаю, что не всегда можно полагаться на то, что видят глаза, даже если это выглядит очевидным. Мне ведь тоже кажется, что кровь налита в мое тело, будто в жбан. Где треснет – там и протечет. Но врач моего покойного синьора рассказал мне, что человеческое тело пронизано кровеносными… ну…

– …Сосудами, – подсказал Бениньо.

– Да, именно. И что кровь течет не наобум, а