Юноша сначала не поверил своим ушам, но, убедившись, что перед ним в самом деле отец, бросился к нему на грудь и заключил в объятия.

— Как же ты добрался до нас? — спросил он. — И зачем скрываешься в этой жалкой хижине?

— Я привезен сюда совсем недавно феакийцами, — отвечал царь, — и храню свое возвращение в тайне, чтобы было удобнее отомстить наглым женихам. Все они заслуживают смерти и скоро понесут от нас возмездие за свое разнузданное буйство.

— О чем ты говоришь, отец? — удивился Телемах. — Разве мы сумеем справиться с ними? Ведь их не десять и не двадцать, но гораздо больше!

— Что с того! — возразил сын Лаэрта. — Все они сами по себе, а на нашей стороне Зевс и Афина Паллада! Отправляйся завтра поутру домой и оставайся в пиршественной зале. Я приду позже под видом нищего и стану собирать милостыню. Ты ничем не показывай знакомства со мной. Вечером вынесем из палаты все оружие, оставив доспехи лишь для нас двоих. И коль скоро наступит удобная минута, мы нападем на женихов и подвергнем их поголовному истреблению.

Договорившись обо всем, отец и сын легли спать.

14. Одиссей во дворце

Утром, как было условлено, Телемах ушел во дворец. Ближе к полудню Одиссей, сопровождаемый Эвмеем, также отправился в город. Войдя в пиршественную залу, он стал обходить сидящих за столом и у всех просил милостыню. Многие охотно подавали ему, только один из женихов, заносчивый Антиной, стал ругаться и поносить Эвмея.

— Негодяй! — крикнул он, — зачем ты привел в город этого развращенного бродягу? Разве мало нам своих нищих, что мы должны кормить еще и иноземцев?

— С каких это пор ты печешься о моем добре, Антиной? — спросил его Телемах. — Сам ты каждый день без спросу являешься во дворец и берешь, что пожелаешь. А другим давать не хочешь?

Антиноя задели эти слова. Он, впрочем, не стал ссориться с Телемахом, но Одиссея прогнал от себя прочь.

— Вижу теперь как безмерна твоя жадность! — промолвил сын Лаэрта. — Если здесь, на чужом перу, ты жалеешь дать мне хоть корку хлеба, то в своем собственном доме не протянешь даже щепотки соли.

— Ах ты грубиян! — заорал рассерженный Антиной. — Эта наглость не пройдет для тебя даром.

И схватив с пола скамейку для ног, он запустил ее прямо в спину Одиссея. Удар был очень силен, однако сын Лаэрта даже не пошатнулся. Сердце его клокотало от гнева, но он скрепил его и отложил месть на будущее.

Вечером во дворец пришел местный нищий, всем известный бродяга и пьяница по имени Ир. Увидав Одиссея, собравшего уже целую котомку еды, он с криком напустился на него:

— Ступай прочь, старичишка! Убирайся, пока я не вытащил тебя отсюда за ноги.

— Что ты орешь, сумасброд? — возразил ему Одиссей. — Разве мало здесь места для двоих? Собирай подаяния сколько хочешь. Но если полезешь драться, я так тебя отделаю, что завтра ты уже сюда не воротишься!

— Экий умник! Лепечешь не хуже старой стряпухи, — передразнил его Ир. — Придется мне все же тебя проучить и повыбивать остатки зубов. Будешь впредь знать свое место.

— Друзья! Поглядите, что происходит в дверях, — со смехом воскликнул Антиной. — Ир сцепился со старым попрошайкой. Надо их стравить, чтобы дело дошло до драки.

И он объявил, что пожалует тому из нищих, кто окажется победителем, лучшее лакомство со своего стола — испеченный на угольях козий желудок, до краев наполненный перед тем кровью и жиром. Одиссей согласился драться и, готовясь к схватке, сбросил с плеч свое рубище. Вот удивились женихи, когда увидели его крепкие ляжки, широкие плечи, твердую грудь и жилистые руки.

— Ир нарвался на беду! — говорили они друг другу. — Теперь он заплатит за свое нахальство. Однако, какие крепкие мышцы скрыты под рубищем этого старика.

И в самом деле, размахнувшись, сын Лаэрта так ударил негодяя по уху, что тот без чувств рухнул на пол. Схватив за ногу, он выволок побежденного прочь из дворца и оставил его, оглушенного, сидеть во дворе. Женихи со смехом встретили его возвращение и вручили обещанную награду.

Однако и после насмешки над Одиссеем не прекращались. Другой жених, Эвримах, сказал, указывая на него:

— Право, любезные сотрапезники, этот нищий послан нам богами не без умысла! Заметили, как стало светло? Это сияет его лысина! Она освещает зал лучше всякого светильника.

Гости покатились от хохота, но сын Лаэрта тотчас нашел, что ответить.

— Надменный Эвримах, — с усмешкой промолвил он. — Ты, наверно, кажешься себя великим и сильным. Но не обманывайся! Твое заблуждение происходит от того, что ты затесался в компанию низких и слабых. Вернись вдруг сюда могучий Одиссей, эта широкая дверь показалась бы тебе, бегущему без оглядки, уже крысиной щели.

Слова его жестоко уязвили Эвримаха.

— Ах, ты дерзкий забияка! — вспылил он. — Ты, видать, хлебнул лишнего и болтаешь всякий вздор. Но я тебя отучу паясничать!

И он запустил в обидчика скамейкой. Одиссей ловко увернулся, и та, угодив в виночерпия, разносившего чаши с вином, сбила его с ног.

— Да что это такое? — закричали женихи. — Чтоб он сдох этот нищий! С его приходом у нас пошли сплошные ссоры, да драки.

— Полно вам валить с больной головы на здоровую! — возразил Телемах. — Хмель овладел вами, оттого вместо приличных развлечений у нас пошло одно буйство. Пора бы вам отправляться по домам.

Гости, как им не было досадно, вняли словам царевича и разошлись.

Едва зала опустела, Телемах и Одиссей вынесли из нее оружие и приготовили все для грядущей мести.

15. Избиение женихов

На следующий день женихи опять собрались во дворце, зарезали множество свиней, коз, овец и затеяли новый пир. Вскоре из своего покоя спустилась прекрасная Пенелопа. Обратившись к гостям, она сказала: «Послушайте меня, благородные юноши! Все вы не раз принуждали меня к ненавистному браку, а я не соглашалась, ожидая, что вот-вот возвратится с войны мой любимый супруг. Но, увы, надежды на то, что он жив больше нет. И вот, идя навстречу вашим пожеланиям, я решила избрать нового мужа». Женихи радостно зашумели, а царица продолжала: «Сделаем так! Вот перед вами лук богоравного Одиссея. Кто сумеет его согнуть и навязать тетиву, а потом пустить стрелу через двенадцать колец, тот и станет моим избранником».

Ее слова смутили бахвалов. Все они знали — сладить с луком Одиссея дано далеко не каждому, согнуть его мог только муж недюжинной силы. Однако, стыдясь признаться в своей слабости, они приняли условие. Телемах вкопал в