Шрифт:
Закладка:
— Странник! Сдается мне, ты из тех, кто сражался под Троей! Назови нам свое имя, а также город, куда желаешь вернуться. Знай, что нашим кораблям не нужен ни кормщик, ни руль. Они сами понимают мысли корабельщиков и, согласно их желанию, мчатся с величайшей скоростью к поставленной цели. Ни ночная темнота, ни туманы, ни бури не способны их остановить или задержать. Но прежде, чем отправиться в путь, поведай нам о своих странствиях.
— Царь Алкиной! — промолвил в ответ сын Лаэрта, — я с готовностью исполню твою просьбу. Прежде всего знай, что я Одиссей, царь Итаки. А что до моих странствий, то рассказ о них будет долгим, ибо много пришлось мне испытать и повидать.
Начав так, Одиссей по порядку поведал обо всем, что случилось с ним после отплытия от стен Трои: о киконах и лотофагах, о страшной пещере циклопа, об острове Эола, о людоедах-лестригонах, о волшебнице Кирке, о сошествии в Аид, о сиренах, Сцилле и Харибде, о быках Гелиоса и о нимфе Калипсо. Феаки были безмерно удивлены его рассказом. Они прониклись к гостю таким горячим сочувствием, что решили развеять его скорбь богатыми дарами. Каждый прислал из дома какой-нибудь подарок. Одиссей получил множество золотых слитков, драгоценных одежд, искусно сделанных сосудов и треножников. Явившийся в землю Алкиноя нагим скитальцем, он покидал ее обладателем многих и многих сокровищ.
Вечером следующего дня, погрузив подарки на корабль, Одиссей простился с гостеприимным царем. Гребцы налегли на весла и понеслись вперед с такой стремительной скоростью, что их не смог бы догнать даже самый быстрокрылый сокол. Спустя всего несколько часов, на утренней заре, необыкновенное судно подошло к берегам Итаки. В это время Одиссей крепко спал. Гребцы не стали тревожить его сон и осторожно перенесли гостя вместе с ложем на берег. Рядом они сложили все его подарки. Совершив все это, феакийцы тихо отчалили и пустились в обратный путь.
13. Возвращение в Итаку
Вскоре Одиссей проснулся и поначалу не признал родных мест — так все изменилось за время его отсутствия. Когда забрезжил рассвет, к нему под видом пастуха приблизилась богиня Афина.
— Друг! — окликнул ее Одиссей. — скажи мне, что это за страна?
— Ты видно совсем потерял соображение, если не ведаешь, где находишься, — с усмешкой отвечала ему богиня. — Ты на Итаке, острове небезызвестном. Но кто ты такой? И зачем явился в наши края?
Узнав, что он на родине, царь обрадовался, но решил пока что не открывать своего настоящего имени. Ведь неизвестно, что ждало его впереди.
— Сам я критянин, — солгал сын Лаэрта. — Плыл по делам в Пилос. Но корабельщики ночью, пока я спал, ссадили меня на этот берег, а сами уплыли.
Услышав этот ловкий вымысел, Афина приняла образ высокой, прекрасной девушки, в котором обычно являлась смертным, и с улыбкой потрепала Одиссея по щеке.
— Вижу, что хитрости тебе не занимать, — сказала она. — Хотела бы я посмотреть на того человека, который сумеет тебя обмануть. Но ты поступил разумно. Испытания твои еще далеко не завершились, и многое придется сделать, прежде чем ты утвердишься вновь на своем престоле. Знай, Одиссей, что твой дом полон чужих людей. Уже более трех лет целая сотня женихов осаждает докучным сватовством твою жену Пенелопу, требуя, чтобы она избрала себе нового супруга. Наглецы уверенны, что ты погиб и, обосновавшись во дворце, бессовестно расхищают твое добро. Они, несомненно, убьют тебя, едва узнают о твоем возвращении. Послушайся поэтому моего совета, благородный сын Лаэрта: никому не открывай своего имени, прикинься бедным скитальцем без роду и племени. Будь податливым и льстивым, покорно сноси все оскорбления, а если нарвешься на наглость, уступай без гнева. Отомстишь обидчикам после, когда все хорошенько узнаешь и разведаешь.
Одиссею тяжело было слышать слова богини. Сколько опасностей и невзгод он преодолел, прежде чем добрался до дома! И вот теперь оказалось, что здесь не только не ждут его, но еще и злоумышляют на его жизнь. К счастью, испытания закалили его мужественное сердце. Погоревав минуту, царь уже был готов к новой борьбе. Пусть врагов целая сотня, и он должен один сражаться против них всех, зато на его стороне всемогущая Афина, а это, согласитесь, значит совсем немало. «Сделаем так! — продолжала богиня. — Спрячь свои сокровища в ближайшей пещере, а потом отправляйся к своему свинопасу Эвмею. Он даст приют и поможет тебе, чем сможет. А чтобы никто тебя не узнал, я изменю твою внешность». Афина прикоснулась к Одиссею тростью, и в тот же миг кожа на его лице сморщилась, золотистые кудри поседели, на затылке появилась огромная лысина, а прекрасные глаза подернулись струпьями. Вместо дорогих одежд на теле царя оказались вонючие отрепья, а за спиной — старая, заплатанная котомка. «Ступай и будь осторожен! — напутствовала его богиня. — А я пока устрою твою встречу с сыном Телемахом. Он ведь сейчас не на Итаке, а в Спарте, гостит у царя Менелая. Но скоро он возвратится и тогда у тебя появится надежный помощник».
Когда Афина исчезла, Одиссей вошел в находившуюся неподалеку хижину Эвмея. Свинопас принял его очень радушно, накормил обедом, а потом принялся ругать женихов, беспощадно истребивших в его стаде множество свиней и постоянно требовавших для своих пиров все новых и новых. Между тем, богиня явилась во сне Телемаху. «Сын Одиссея! — сказала она, — поспеши возвратиться на родину, а когда прибудешь на Итаку, тотчас разыщи свинопаса Эвмея, и не заходи домой, пока не увидишь его!» Телемах послушно исполнил все повеления Афины. Отправившись в путь, он через два дня добрался до Итаки, отпустил свой корабль, а сам заглянул в хижину свинопаса. Верный слуга был несказанно рад тому, что царевич пришел к нему невредимым. Эвмей знал, что жестокие женихи легко могут подкараулить и убить юношу! Они ведь были готовы на любое злодеяние, лишь бы жениться на Пенелопе. «Ступай Эвмей во дворец и тихонько сообщи матери о моем возвращении, — велел Телемах, — а я пока что посижу здесь, вдвоем с твоим гостем».
Лишь только свинопас ушел, Афина вернула Одиссею его истинный образ, и он вдруг предстал перед сыном во всем своем великолепии.
— Кто ты, странник? — вскричал пораженный Телемах, — уж не бог ли ты, явившийся испытать меня?
— Нет, мой мальчик, — отвечал со слезами царь, — я твой отец,
