ГЕНЕРАЛЫ (выскакивают). Здесь я, ваше-цар-ство! — Здесь, ваше-цар-ство! — Здесь…

ЦАРЬ. А, да на кой вы мне! Ну, этот… как его… Платов!

КИСЕЛЬВРОДЕ (Платову). Ну, дружочек, пришел твой часик: иди, Царь тебя требует.

ПЛАТОВ. Крышка! Пропал — ни за нюх табаку! (Идет за Кисельвроде.)

ЦАРЬ. Ну, донской казак Платов, здравствуй, что ли.

ПЛАТОВ (гаркает). Здра-жла-ваше-цар-ство!

ЦАРЬ. Где был, что видел?

ПЛАТОВ. Так и так: был я, согласно собственноручному твоему царскому слову, на Тихом Дону.

ЦАРЬ. Ну, докладай, какие у вас там казаки промеж собя междоусобные разговоры ведут.

ПЛАТОВ. А это, стал-быть, могу я только по тайности на ушко сказать.

ЦАРЬ. Ну, на тебе ухо — пользуйся.

Платов, подошедши к трону, шепчет Царю на ухо.

ЦАРЬ (Платову). Та-ак. Ладно! А больше, например, тебе нечего мне сказать?

ПЛАТОВ. Гм… Кхе!

Генералы вытягиваются на цыпочках, шушукаются.

ЦАРЬ (Платову). А что же ты, братец, про самое главное-то молчок? (Грозно.) А-а-а? Как же тульские твои Мастера против аглицкой нимфозории себя оправдали?

ГЕНЕРАЛЫ. Каюк! — Поплыл Платов! — Митькой звали.

ПЛАТОВ (бухается на колени). Так и так: хочешь — казни, хочешь — милуй. А только нимфозория окаянная все в том же пространстве, и, стал-быть, ничего удивительней тульские мастера не могли сделать.

ЦАРЬ. Ну, брат, это уж — маком! Ты — старик мужественный, а что ты мне докладаешь — этого быть никак не может! Слышишь?

ПЛАТОВ (гаркает). Так точно, ваше-цар-ство, никак не может! (Другим голосом.) А только вот хоть ты тресни — так оно и есть.

ЦАРЬ. Да ты… Как это ты смеешь мне, Царю, поперек говорить? Подавай ее сюда!

Платов мнется.

Не слышишь? Уши заколодило? Сейчас давай — ну?

Платов подает Царю шкатулку. Царь открывает, смотрит.

Что за лихо! И впрямь: как лежала блоха — так и лежит. Не может того быть: тут тульские Мастера, наверно, что-нибудь сверх понятия сделали… (Услышал страдательную Левши на гармошке. Платову.) Постой-ка: это кто же там приятной музыкой займается?

ПЛАТОВ. А это так… тульский один… стервец… У-у-у! (Свирепеет.)

ЦАРЬ. А ну-ка, поди спроси этого самого тульского насчет государственной нашей блохи.

Платов уходит.

Нет, уж чего-нибудь они с ей да изделали… (Пробует взять блоху.) А пропади ты пропадом! Палец у меня дюже толстый — не гожается…

ГЕНЕРАЛЫ. Послюньте пальчик, ваше-цар-ство! — Лизните их… Язычком, язычечком!

КИСЕЛЬВРОДЕ. Дозвольте, я лизну!

ЦАРЬ. А, иди ты к ляду!

ПЛАТОВ (возвращается, подходит к Царю). Так и так: говорит ихний тульский Левша, надо, говорит, блоху эту в самый мелкий мелкоскоп глядеть — тогда-де все обнаружится.

ЦАРЬ (кричит сердито). Подать сюда самый мелкий мелкоскоп!

КИСЕЛЬВРОДЕ. Подать мелкоскоп!

Десять Генералов на рысях немедля приносят громадную трубу, устанавливают ее поперек палаты — глядельным концом к публике; перед другим концом — держат шкатулку с блохой.

Пожалуйте, ваше величество. Как говорится, все наготове: сани до Казани, язык до Киева.

ЦАРЬ (смотрит в мелкоскоп). Ага… ага… Вот-вот-вот… Тьфу! Ничего не видать, ни синь-пороху! Позвать сюда… этого самого… Лекаря-аптекаря.

КИСЕЛЬВРОДЕ. Веди! Зови!

Генералы бегут.

ЛЕКАРЬ-АПТЕКАРЬ (входит). Здра-жла…

ЦАРЬ (с досадой). Да знаю, знаю! Можешь мелкоскоп по глазам навести?

ЛЕКАРЬ-АПТЕКАРЬ. У-у, глаза отвести — это самое наше дело! (Налаживает мелкоскоп.) Раз, два, три. Готово! Пожалуйте!

ЦАРЬ (глядит в мелкоскоп). А-а! Ну-ка, ну-ка? Поверни спинкой. Так. Бочком. Пузичком… Тьфу! Да что же это такое? Все как было. (Платову.) Волоки сюда этого тульского твоего!

Платов мнется.

(Грозно.) Ну-у? (Топает.) Веди, говорят тебе, а то у меня… знаешь?

ПЛАТОВ (бежит, на ходу читает). Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его… Свят, свят, свят!

Свистовые ведут Левшу. У него одна штанина в сапоге, другая наружу, воротник разорван, но идет бойко — от последней отчаянности, а может, и от хмеля. За ним Полшкипер и Платов.

(Тычет Левшу в бок.) Ну, д-дьявол, иди теперь — сам за себя отвечай. У-у-у!

ЛЕВША. А что ж такое: и пойду, и отвечу — технически! (Цыркает сквозь зубы. С гармонией своей под мышкой подходит к Царю — кланяется.)

ЦАРЬ. Ну, здравствуй, что ли. Хм, вон ты какой! Ну, вот что, скажи-ка, братец, это что ж значит? Мы и так и эдак в мелкоскоп глядели, а ничего замечательного не усматриваем. Плохо вы работаете — плохо, плохо! Да.

ЛЕВША. Оно хотя-хоть вы и глядели, а только глядеть надо вроде с соображением… А то ведь и баран, ежели на новые ворота… тоже глядит. Да.

ГЕНЕРАЛЫ и КИСЕЛЬВРОДЕ (кидаются к Левше, дергают его сзади). Шшшш! — Шшшш!

ЦАРЬ. Оставьте над ним мудрить: пусть отвечает, как умеет. (Левше.) Ну, гляди сам: ничего не видать.

ЛЕВША. А вы бы, это… глаза-то получше разули, да. Этак не увидишь, конечно. Потому как наш секрет — кромя прочего ежели… так против этого размера невпример мельче.

ЦАРЬ. А есть, говоришь, секрет?

ЛЕВША (цыркает сквозь зубы). Ха! Вроде есть, конечно.

ЦАРЬ. Ну? Ей-богу?

ЛЕВША. Да уж есть.

ЦАРЬ. А как же его разглядеть — секрет-то ваш?

ЛЕВША. А ежели, например, одну блохиную ножку… это самое… под весь мелкоскоп… например… вот этак вот, да. И, значит, потом глядеть, технически,