и написан стилем, не свойственным первой половине ХIХ века. Многословный, сентиментальный и мелодраматичный, текст этот явно принадлежит литературной традиции поздней викторианской эпохи (Лямина Е.Э., Эдельман О.В., 2005). Возможно, что сочинен он был Николаем Михайловичем, который хотел поведать то, что знал из родственных преданий, но сделать этого прямо не мог и завуалировал рассказом мифической гувернантки.

В Государственном архиве РФ в фонде Елизаветы Алексеевны хранится несколько листков, атрибутированных в архивных описях как ее дневник. До сих пор эти фрагменты, относящиеся к осени 1803 г. – весне 1804 г. (ГАРФ. Ф. 658. Оп. 1. Д. 5. Л. 2–7, 22–34), не были переведены и проанализированы. Е.Я. Лямина и О.В. Эдельман (2005) в Каталоге знаменитой эрмитажной выставки, посвященной Александру I, впервые представили научной общественности эти материалы. Фактологическое значение текста невелико, так как большинство персонажей носит псевдонимы.

История любви Елизаветы Алексеевны и Охотникова стала одним из излюбленных романтических сюжетов. Между тем никто почему-то не задумался о явной недостоверности эпизода с ударом кинжалом. На этот счет не существует свидетельств современников, а ведь речь идет не о средневековой Италии или гангстерском Чикаго: нападение на известного аристократа, кавалергардского офицера в центре Петербурга было бы случаем чрезвычайным и не могло пройти незамеченным. Одновременно существуют подлинные документы о том, что Охотников был болен чахоткой, по болезни провел лето 1805 года в своем имении и не смог вернуться в срок на службу из-за «горлового кровотечения», осенью 1806 года подал прошение об отставке «за грудной болезнью». Эти документы ныне хранятся в РГВИА и были использованы авторами «Сборника биографий кавалергардов»[107], которые, впрочем, сочли, что рапорт о болезни был призван скрыть полученную Охотниковым рану. Странно, что такую версию выдвинули военные историки: ведь для офицера проситься в отставку из-за свежей раны – это нонсенс. Поводом для увольнения могла служить хроническая болезнь; раны же либо лечились, либо от них умирали – зачем в таком случае нужна отставка? Таким образом, история об убийстве Охотникова является позднейшей легендой, происхождение которой не ясно. Она носит очевидную направленность против Константина Павловича и была, по-видимому, в ходу у последних поколений царствовавшего дома, но не могла возникнуть при жизни свидетелей описываемых событий; вряд ли она была сочинена Николаем Михайловичем, известным исследовательской добросовестностью.

Александру не так уж трудно было простить жену. Он был всецело поглощен любовью к красавице-польке. «Я не был развратен, – говорил он впоследствии, – хотя я и любил всей душой Нарышкину, в чем теперь искренне каюсь». Связь с Марией Антоновной Четвертинской-Нарышкиной, от которой у Александра была дочь, продолжалась четырнадцать лет[108]. Но и эта возлюбленная изменяла ему. Он порвал с ней после того, как застал в объятиях своего генерал-адъютанта Ожаровского. Любопытно, что император не отомстил своему сопернику. Ожаровский оставался генерал-адъютантом, являлся во дворец и получал соответствующие награды. Многие женщины увлекались Александром. Он умел быть с ними интересным и нежным, но, по-видимому, был человек не очень страстный и не расточал щедро свои чувства. Когда он гостил в прусском королевском замке, то в течение дня охотно ухаживал за влюбленной в него Луизой, а ночью тщательно запирал все двери в отведенных ему апартаментах, страшась, что в порыве страсти к нему ворвется очарованная им королева. Так и в Лондоне в 1814 году он «обидел» известную красавицу леди Джерси, не оправдав ее любовных надежд.

* * *

Александру I еще в 1818 году стали известны замыслы И.Д. Якушкина и его соратников о цареубийстве и смене формы правления в России. С тех пор «весьма заметна стала в государе крупная перемена в расположении духа», – писал позже Николай I. Через год император сообщил брату, что намерен в связи с утратой необходимых сил для должного исполнения своих обязанностей, «отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время. Современной Европе требуются монархи в расцвете сил и энергии» (Гордин Я.Л., 1989). Заметим, что Александру в это время было лишь 42 года. Император в рескрипте 2 февраля 1822 года выразил согласие на отречение от престола брата Константина, вступившего в морганатический брак, а в манифесте 16 августа 1823 года передал право наследования Николаю Павловичу. Все эти акты хранились в глубокой тайне, манифест – в Успенском соборе московского Кремля, а три его копии – в Синоде, Сенате и Государственном Совете. В случае смерти Александра им надлежало на своих экстренных заседаниях вскрыть запечатанные пакеты (Шильдер Н.К., 1898).

Г. Василич, один из адъютантов Александра I, в опубликованных в конце жизни мемуарах вспомнил следующий интересный, с врачебной точки зрения, эпизод. 19 сентября 1823 года в Брест-Литовском на военном смотре Александр I получил сильный удар копытом лошади по ноге, так что пришлось разрезать сапог, чтобы снять его. 12 января 1824 года государь почувствовал сильные приступы лихорадки, с жестокой головной болью, затем последовала тошнота со рвотой. На другой день совместное исследование врачей Виллие и Тарасова привело к заключению, что император заболел горячкой с сильным рожистым воспалением правой голени, «на середине берца», в том самом месте, где конечность была ушиблена копытом лошади. «26 января, по утру, в восьмом часу, вместе со мной у императора был и баронет Виллие, который желал удостовериться в положении ноги… по снимании с голени штиблета из ароматных трав я заметил, что он присох к ноге… я усмотрел, что присохшее место покровов отделяется вместе со штиблетом, величиной в два дюйма длины и в полтора дюйма ширины. По отделении этого обширного гангренозного струпа, состоящего из омертвелых покровов и клетчатки, представилась нам обширная язва, коей дно было покрыто гноем, простиравшаяся до самой надкостной плевы, которая была невредима… С этого дня общее состояние здоровья государя стало удовлетворительнее» (Тарасов Д.К., 1915).

Оправившись после тяжелой болезни, связанной с травмой ноги, Александр в беседе с князем И.В. Васильчиковым заявил, что корона его тяготит. Приехавшему в Петербург принцу Оранскому он сообщил о своем решении со временем «уйти в частную жизнь» (Кудряшов К.В., 1923). Туча несчастий словно зависла над головой государя. Император тяжело пережил смерть своей 16-летней внебрачной дочери Софьи, последовавшей 23 июня 1824 г. от туберкулеза легких. После этого у него усилились мистические настроения. Государь, страдая тяжелой бессонницей, часто вставал ночами, стараясь рассеять думы, полные видений прошлого. Две сцены преследовали его постоянно: граф Пален, входящий в комнату 12 марта 1801 г. с вестью об убийстве отца, и Наполеон I в Тильзите, обнимающий его и обещающий поддерживать вечный мир в Европе. Оба эти человека лишили его юности. Без конца перечитывал