– Как-как его зовут? – воскликнул Сантьяго, услышав имя, названное ему Барбароссой.

– Хайме Родригес, его лавка находится возле Пуэрто де Тьерра, там, где все еврейские лавки. Ты что, знаком с ним?

– Нет, никогда не встречался, – честно произнес Сантьяго, – но слышал это имя. Зачем ждать, пошли прямо сейчас!

– Уже ночь, и Родригес, скорее всего, просто не откроет. Кроме того, мне кажется, что дела такого рода лучше обсуждать днем. Темнота придает им слишком много таинственности.

– Договорились, – согласился Сантьяго. – Приходи к нам на завтрак и сразу после него отправимся.

– Завтрак! – фыркнул Педро. – Моя мамочка не выпустит меня из дома голодным, а завтракать дважды не в моих правилах. Ладно, постараюсь быть пораньше, а сейчас давай-ка провожу тебя домой.

Когда сопровождаемый Хуаном-Антонио Сантьяго шел по дорожке мимо колонн в мавританском стиле, окружавших патио, ему навстречу из отцовского кабинета вышел картограф. Увидев приближающегося сына гранда, картограф вежливо поклонился, Сантьяго ответил учтивым, но достаточно прохладным кивком.

– Есть новости? – спросил гранд де Мена, когда Сантьяго уселся напротив него.

– Пока нет, но мы идем по следу.

Выслушав рассказ сына о событиях прошедшего дня, гранд де Мена тяжело вздохнул.

– Разумеется, это лучше, чем ничего. Но все-таки почти ничем от ничего не отличается.

– Может быть, завтра Хайме Родригес…

– Глупости, – отмахнулся рукой гранд. – Когда ты перестанешь верить в эти нелепые побасенки? Хорхе… вот это больше похоже на правду.

Он снова тяжело вздохнул.

– За что Бог посылает на мою голову такое испытание? – горестно воскликнул гранд де Мена. – Чем я прогневал его, что сделал не так?!

В кабинете воцарилось напряженное молчание, и Сантьяго решил сменить тему.

– Отец, я столкнулся в патио с картографом. Почему он к тебе зачастил?

Уловка сработала, гранд провел рукой по лицу, словно снимая невидимую паутину, и ответил другим, уже будничным тоном.

– Да, я люблю настойчивых. У его убежденности есть подкрепления – старинная карта, объясняющая, как попасть в землю за океаном. Португалец убежден, будто Индия находится именно там, на западе. Судя по этой карте, оттуда царь Соломон привозил золото.

– А где он раздобыл карту? – спросил Сантьяго. – Нам в Навигацком не рассказывали ничего похожего.

– Это непроверенные сведения, к тому же неизвестные твоим учителям из Навигацкого. Вполне вероятно, что это подделка. Португалец утверждает, будто раздобыл ее на распродаже имущества еврейского купца в Лиссабоне. Будь на его месте кто-либо иной, я, скорее всего, не поверил бы его рассказу. Но этот… этот производит впечатление благородного человека. Я уверен – он не врет.

– Ты дашь ему денег на экспедицию?

– Пока еще не знаю. Кроме того, он должен предварительно получить высочайшее разрешение.

– Разрешение на что? Кто должен разрешить сумасбродную затею? Разве можно запретить человеку отправиться в океан на свой страх и риск?

– Все не так просто. – Отец явно оживился, и Сантьяго был рад, что ему удалось хоть ненадолго развеять его мрачное настроение. – Португалец не только картограф, он мечтатель, фантазер, уверяет, будто на открытых им землях установит новый порядок, без инквизиции, без преследований, свободное общество для свободных людей.

– Отец, да кто же ему позволит?

– Поэтому первое требование, которое он предъявляет августейшей чете и именно из-за которого экспедиция откладывается, – его назначение. Он требует еще до выхода экспедиции из порта назначить его вице-королем вновь открытых земель, с наследованием титула и прав его детьми.

Гранд де Мена рассмеялся, и Сантьяго улыбнулся вслед за ним.

– Я не знаю, как должны повернуться события, чтобы наши монархи согласились на такое требование, – продолжил гранд де Мена. – С другой стороны, казна пуста, война с Гранадским эмиратом полностью истощила все денежные ресурсы. Насколько мне известно, скоро будет нечем платить жалованье не только простым альгвазилам, но и офицерам действующей армии. А наши доблестные офицеры, – его губы растянулись в презрительной усмешке, – наши офицеры без жалованья много не навоюют. Так что у короля и королевы нет выбора, скорее всего им придется рискнуть. Уж больно заманчивые перспективы рисует этот… как его, а, Кристобаль.

– Кристобаль?

– Да, так его зовут, Кристобаль Колон. Очень упрямый малый, без назначения вице-королем он не соглашается даже взять деньги для начала оснащения экспедиции. А ведь подготовка должна занять не один месяц. В любом случае всей необходимой суммы в казне не отыщется, ему могут предоставить не более трети, остальные деньги Колон должен собрать у частных лиц. Потому он ко мне и зачастил.

– Ты его поддерживаешь?

– Я понимаю, что это утопия, но мне симпатичны люди, убежденные в своей правоте.

Они помолчали, слушая, как трещат свечи в большом серебряном канделябре, стоявшем на столе. С годами гранд стал хуже видеть, поэтому свечей ему требовалось все больше и больше. Отполированное до блеска серебряное зеркало, приделанное к канделябру, отражало свет прямо на книгу, лежащую перед грандом.

– Что ты намереваешься делать дальше, Сантьяго? – нарушил он молчание.

– Завтра пойдем к Земляным воротам, поговорим с Родригесом. Я вполне разделяю твое скептическое отношение к нашей затее, но никаких других следов нет.

– Наведайся еще раз к Аделберто и Гонсалесу. Будь щедрым, – гранд вытащил из ящика стола туго набитый кошелек и передал его сыну. – Фердинанд дороже любых денег, ради его вызволения я готов продать фамильный замок.

– Я не скуплюсь, отец! – ответил Сантьяго. – Уверен – спасение близко!

– Дай-то Бог, – вздохнул гранд де Мена, снова погружаясь в мрачное настроение. – Больше всего я рассчитываю на Хорхе. Дай-то Бог…

Ах, летнее утро в Кадисе! Как славно выйти спозаранку из дома и не спеша прогуляться по мостовым, еще блестящим от обильной ночной росы. Темными пятнами ложится след сапог на побелевшие от влаги камни. Ветерок выдувает из переулков теплую сладость утренних булок, в просвете улиц, ведущих к океану, стеной стоят мачты.

Еще свежо, но от близости надвигающегося пекла томно ведет голову. Со скрипом раскрываются двери лавочек, солнце алеет над крышами домов, грохочут по булыжнику первые телеги, спешащие в порт. Прохожие сбиваются на теневую сторону улицы, залитая горячим желтым светом другая половина пуста и безвидна, словно земля в первые дни творения. Солнце поднимается все выше и выше, и вместе с ним поднимается зной. Роса исчезает буквально на глазах, свежий ветерок, несущий прохладу из глубин океана, стихает, и неподвижный воздух наполняется колючей жарой.

Хайме Родригес оказался мужчиной средних лет, облаченным в одеяния немного странного покроя. Его небольшое лицо было заострено книзу, и на нем выделялись крупные пунцовые губы и миндалевидные, с жидким блеском карие глаза. Прямые жесткие волосы торчали острыми косицами из-под низко надвинутой на лоб черной