Я перевернул запястье, рассматривая новые чернила, которые я добавил чуть выше татуировки Скорпиона на моем запястье — символ Льва. Я не знал, почему я решил сделать это, но пока Розали отдыхала от сеанса, я без долгих раздумий нанес его на свою кожу. У Льва было несколько языков пламени, вьющихся вокруг него, и я знал, что это означает нечто большее, чем я когда-либо признаю вслух.

— О, черт, — вздохнула Розали.

— Что? Я испортил ту последнюю розу? — я встал, подошел к ее длинному зеркалу и осмотрел розу, которая располагалась прямо над ее ключицей.

— Нет, Райдер… она идеальна. Это выглядит круто! — она крутанулась на месте, закинув руки мне на шею, и я замер в ее объятиях, пока она визжала от восторга на ухо.

— Это ничего, — пробурчал я.

— Это все, — прорычала она, отпуская меня, ее глаза на мгновение вспыхнули силой. Черт, когда эта девушка Пробудится, она станет силой природы. Я чувствовал, как с нее снимается груз боли, и был уверен, что в целом она станет намного сильнее благодаря этому опыту. В Алестрии жизнь раздавала боль тоннами, но Розали Оскура была выжившей. Она была одной из немногих, кто процветал благодаря своим страданиям. Как моя девочка Элис.

— Ну… хорошо, — пробормотал я.

— Могу ли я что-нибудь сделать для тебя в качестве платы? У нас есть звездная пыль, или ауры, или…

Дверь Розали распахнулась, и куча маленьких детей ввалилась внутрь, пикируя на Розали и безумно облизывая ее.

— Мы скучали по тебе!

— Где ты была?

— Ух ты, посмотрите на эту татуировку! — крикнул один из них, и они все навалились на нее, рассматривая каждый дюйм, пока я пытался выскользнуть за дверь. Но прежде чем я добрался до свободы, один из маленьких человечков заметил меня.

— О мои звезды, Лунный Король здесь! — закричала одна маленькая девочка, пикируя на меня.

На меня набросились крошечные Волки, они карабкались на меня, лизали меня, лапали меня. — Аргх, — я пытался стряхнуть их, но они были цепкими маленькими ублюдками.

— Это парень Данте! — крикнула девушка.

— Я не его блядский парень, — пробурчал я, и все они отшатнулись, как будто я ударил их, резко задыхаясь.

— Он ругался! — вздохнул маленький мальчик. Я не мог угадать их возраст, я знал только, что большинство из них были не выше моего роста.

— Блядь! — пискнула девочка, затем все они захихикали.

— Бля, бля, бля, бля! — подхватил другой мальчик.

— Вот дерьмо, — пробормотал я.

— Дерьмо! — крикнул другой мальчик, и я решил, что это моя реплика, чтобы замолчать.

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо! — кричал самый высокий мальчик, а затем выбежал из комнаты, так как они все вторили ему каждый раз, когда он матерился.

Я провел рукой по шее и посмотрел на Розали, когда она фыркнула от смеха.

— Тетя Бьянка тебе за это яйца оттяпает, — сказала она с ухмылкой.

— Ну, ты все еще хочешь мне заплатить? Потому что если да, тогда покажи мне место, где я действительно могу спрятаться в этом доме.

— Хорошо, — она улыбнулась и поманила меня за собой за дверь.

— Ты не одеваешься? — спросил я, и она покачала головой, бросив на меня злобную ухмылку через плечо.

— Я собираюсь показать всей своей семье, как Альфы носят свои шрамы, — уверенность в ее выражении лица заставила мое сердце сделать что-то странное, как будто оно на мгновение стало больше.

Я был уверен, что это гордость. Я вспомнил тот день, когда я заклеймил свои костяшки пальцев двумя определяющими эмоциями, между которыми я жил. Это было похоже на возвращение части контроля, установление границ, которые имели смысл для меня, так что это больше не было просто хаосом в моем сознании. Но это было даже лучше, потому что Розали поставила клеймо постоянного напоминания о любви и добре в ее жизни поверх ее шрамов, напоминая ей о том, что действительно определяет ее, ради чего она должна жить. Когда я сбежал от Мариэллы, у меня не было никого, кроме банды головорезов-фейри. И единственной мечтой, которую я хотел осуществить, была месть. Если бы не Элис, я бы так и остался тем потерянным, жестоким существом, которому не для чего и не для кого жить.

Мы проходили мимо Волков, которые ворковали и задыхались от татуировки Розали, смесь ужаса от большинства ее старших членов семьи до ревности и удивления от младших.

— Подожди, пока Бьянка увидит, — обратилась к ней одна тетя, но Роза просто откинула волосы, не обращая внимания. И за это она понравилась мне еще больше.

В конце концов она провела меня через ворота в частный квартал дома.

— Это комнаты Данте, — объяснила Роза, и я окинул взглядом аляповатые золотые украшения, расставленные на пьедесталах, и пару сундуков с сокровищами вдоль стен.

— Логично, — сказал я с ухмылкой.

— Мама хочет, чтобы у него была возможность уединиться. Как Дракону, ему нужно уединяться, и иногда наших кузенов нужно запирать, чтобы они не начали обниматься без его согласия.

Я издал негромкий смешок, когда она провела меня в огромную комнату с темной мебелью и массивной кроватью под золотой люстрой. На стенах висели сундуки с сокровищами и картины с изображением различных Волков. Одна с Штормовым Драконом, летящим сквозь облака, а над кроватью красовалась большая эмблема Оскура. Все было как-то… причудливо, но мне это не совсем не нравилось.

— Вот, пожалуйста, — объявила Розали. — Устраивайся здесь, насколько захочешь.

— Спасибо, — пробормотал я, и она повернулась ко мне, наклонилась и обняла меня, прижавшись ухом к моей груди.

— Нет, спасибо тебе, Райдер. Ты дал мне больше, чем ты когда-либо узнаешь, — прошептала она, и когда она отстранилась, я был уверен, что в ее глазах стояли слезы. Но это не была боль, потому что я бы почувствовал ее, если бы это было так.

— Носи свою боль как броню, Розали, — твердо сказал я ей. — В этом мире нет ничего страшнее фейри, которые могут истекать кровью на глазах у своих врагов, не дрогнув.

Улыбка озарила ее губы, и она кивнула, в ее взгляде появилось обещание, когда она направилась к двери и помахала на прощание, выскользнув в коридор. Дверь закрылась, оставив меня в темноте, и я не потрудился включить свет.

Тяжело вздохнув, я сел на край кровати, прислушиваясь к вечеринке, бушевавшей за пределами покоев Данте. Должно быть, было уже далеко за полночь, но я все еще бодрствовал,