пахнет водорослями — вода пришла. Радио передает Чайковского (уж не Зина ли?), вдруг музыка обрывается — зычный голос кричит: «Срочно перебросьте три бульдозера с верхней головы на нижнюю».

Водная гладь пролегла через водораздел. Там, где работали экскаваторы, самосвалы, — вода. Рабочие срочно доделывают откосы. Экскаваторы стоят на берегу, неподвижные, одинокие.

Кинооператоры снова снимают последний ковш — с тем ковшом у них что-то не получилось. Экскаваторщик с радостью садится к рычагам — поработаю хотя бы немножко.

Степь кругом зеленая. Горький запах полыни и морской воды.

В 18 часов 35 минут вода через девятый шлюз пошла по волжскому склону.

27 июня. Лечу на открытие. Перед посадкой нам чертовски повезло, летчик лег в разворот над каналом. Раннее утро. Косые лучи солнца делают землю необычайно рельефной. Берег Дона вдруг прерывается, два белых маяка отбрасывают длинные тени по воде — это вход в канал. Видны крохотные арки шлюзов, здания насосных станций, поселки. Строгие плавные линии канала расходятся, вливаются в море. Ползут белые барашки — это волны бегут по морю. Море сужается, снова вытягивается в нить канала. Плывет пароходик, от него в обе стороны расходятся зыбкие треугольники. Потом еще шлюзы — и водораздел. Стальной куб большого шагающего застыл среди отвалов. Самолет ложится в новый вираж, и я на секунду охватываю взглядом всю волжскую лестницу — шлюзы выстроились в цепочку, один ниже другого, зеркальные озера перед шлюзами, башни, колоннада, а там вдали, в зыбком мареве — Волга.

Через три часа я уже в Красноармейске, где будет митинг. Широкая площадь завешана кумачом, транспарантами, плакатами. Тысячи людей. Но я сразу нахожу своих — Ускова, Слепуху. Усков стоит у трибуны и молитвенно шепчет губами — штудирует речь. Слепуха стоит рядом, приговаривает:

— Не робей, не волнуйся. Будет порядок.

Спрашиваю:

— Где «Уралец»?

— Увезли. Скоро и мы поедем.

— Куда же?

— Сначала в отпуск. Путевку дали.

— Я в Москве слышал, будет большое награждение. С вас магарыч.

Слепуха смеется:

— Что вы? Больше, чем медаль, мы не заслужили.

Жара стоит страшная, но митинг идет своим чередом. Больше всех достается музыкантам, они дуют в свои инструменты, и кажется, медные трубы обливаются потом.

Министр речного флота прочитал по бумажке речь. Пожилой казак благодарит: поднял над трибуной сноп пшеницы, выращенной на орошенных землях. Мы налетели на сноп, урвали по колоску. Усков прочитал речь без запинки, пожимали ему руки.

Кинооператор говорит:

— Митинг надо снимать вначале, пока еще слушают. Потом можно только крупные планы.

Вдруг выясняется, что у Слепухи и Ускова только по одному пригласительному билету на теплоход, который первым пройдет по каналу. Без жен они не хотят ехать, предлагают билеты мне.

— А вы «орел» или «решка», — говорю я, — кому достанется.

Досталось ехать Слепухе. А мы с Усковым отправились на водораздел, стояли на крыше большого шагающего, кричали, махали шапками, когда теплоход проходил мимо. Мне даже показалось, что я вижу на палубе Дмитрия Слепуху…

6

Это началось в субботу, солнечным сентябрьским утром. Он сидел за столом и пил чай, гадая про себя, как лучше провести свободный день, может быть, поехать с Юриком на катере по каналу…

Жена включила радио. Передавали последние известия из Москвы.

— Указ Президиума Верховного Совета СССР «О присвоении звания Героя Социалистического Труда строителям Волго-Донского судоходного канала имени Владимира Ильича Ленина».

Слепуха отодвинул стакан, прислушался.

— Александрову Александру Петровичу, — говорил диктор, — начальнику Красноармейского строительного района…

Слепуха два года копал землю в этом районе и хорошо знал Александрова.

— …Елисееву Василию Ивановичу…

Да это же бульдозерист Вася Елисеев, вечно смеющийся, напористый паренек!

Диктор продолжал говорить торжественно-спокойным голосом, перечисляя хорошо знакомые Дмитрию имена, с одними он не раз встречался, о других слышал.

— Слепухе… — произнес диктор.

Его собственное имя, произнесенное так торжественно, показалось ему чужим, не относящимся к нему, Слепухе Дмитрию Алексеевичу, старшему мастеру экскаватора Водораздельного строительного района, как говорил диктор…

Он поднялся со стула, с минуту напряженно глядел на репродуктор. Диктор продолжал говорить, но он уже ничего не слышал. Слова слились в сплошной басовый гул. Он посмотрел на жену, та не выдержала и бросилась к нему на грудь…

Внешне все осталось по-прежнему. В понедельник он заторопился и вместе с Иваном Селиверстовым поехал на Волгу, в управление гидростанции. Они постояли в очереди, прошли в кабинет отдела кадров. Там посмотрели бумаги и неожиданно сказали:

— Нам экскаваторщики сейчас не нужны. Все штаты укомплектованы.

— Очень жаль, — ответил Слепуха и пошел к двери.

Они уже дошагали до пристани, строя обширные планы на будущее: «Поедем в Среднюю Азию копать канал или в Сибирь на стройку, нас теперь ничем не запугать», — когда их разговор прервал человек, выскочивший из подъехавшей машины. Слепуха узнал кадровика, с которым только что разговаривал в кабинете.

— Почему не сказали, что вы Герой? — спросил кадровик, подбегая к нему.

— Зачем же я буду себя рекламировать? Я экскаваторщик: в документах об этом сказано. — Слепуха был как будто прежним, но в то же время он стал другим, еще более спокойным и сильным.

— Садитесь в машину, поедем.

— Нас же двое. Селиверстов тоже работать хочет.

— Садитесь оба.

— Но я, учтите, не Герой Труда, — сообщил Иван.