рады выехали на станцию Тихорецкая для подбадривания частей, ибо существовало опасение, что казаки откажутся переступить границу Кубанского края. В Ростове кубанцы были встречены и чествуемы членами Дон-круга. Когда я приехал в Ростов для представления в штаб Добрармии, то был встречен на вокзале представителями города и членами Дон-круга. Меня чествовали обедом в парадных комнатах; вокруг вокзала собралась громадная толпа народа, требовавшая моего выхода. По окончании обеда я хотел было отправиться на автомобиле в штаб армии, но народ подхватил меня и стал качать. Отпущенный наконец, я произнес небольшую речь, в которой изъявлял свою радость, что мы идем на выручку старшего брата, Седого Дона, а затем двинемся и на Москву.

В штабе генерал Юзефович объяснил мне, что вновь прибывшие дивизии распределятся следующим образом: моя на правом фланге пехотного добровольческого корпуса генерала Май-Маевского; правее меня дивизии Покровского и Топоркова, долженствующие примкнуть своим правым флангом к левому флангу Донской армии. Юзефович полагал объединить все конные дивизии под начальством генерала Покровского. Я доложил, однако, Юзефовичу, что в этом случае подаю в отставку, ибо, зная по опыту неумение генерала Покровского управлять конными частями, предвижу гибель моей дивизии, а далее и всего дела.

— Ну, я улажу это дело как-нибудь иначе, — сказал мне Юзефович.

Я пробыл еще пару дней в Ростове, причем меня беспрерывно чествовали обедами, адресами и торжественными встречами. Затем съездил в Новочеркасск, где представился моему старому преподавателю тактики в Николаевском кавалерийском училище, ныне Донскому атаману, Африкану Богаевскому. Атаман вспомнил прошлое школьное время, а также и то, как я представлялся ему в Ставке, где он был начальником штаба походного атамана всех казачьих войск, Великого князя Бориса Владимировича. Богаевский чествовал меня обедом…

Моя дивизия сосредоточилась в районе Александрово-Грушевской, и я отправился к ней, получив директиву, подчинить себе Терскую дивизию Топоркова и ударить в тыл группе красных, прорвавших фронт и катившихся к Иловайской, в глубокий тыл Добровольческому корпусу. Направление мне было дано приблизительно на Дебальцево. Дивизия Покровского, 1-я Донская и Донская пластунская бригада должны были прикрыть очищаемый мною участок фронта. Для выработки деталей этой операции собрался съезд начальников дивизий. Ввиду отсутствия у меня технических средств я должен был пользоваться средствами связи Покровского, держа связь со штабом постами летучей почты.

Артиллерия моя была слаба: по одной четырехорудийной батарее на дивизию. Я решил рвать красный фронт у Крындачевки. Партизанская конная бригада лихо исполнила это задание, взяв при этом пленных и 12 пулеметов. Заночевав затем без достаточного охранения, 2-й партизанский полк был атакован внезапно на рассвете подошедшими свежими силами красных и рассеялся, потеряв полковой значок и все пулеметы. Я двинулся уже с бивака, когда увидел несшихся во весь дух полуодетых партизан, услышал стрельбу и крики «Ура!». Выслав тотчас же по полку справа и слева в обход красных, пустив волков и остановленных мною партизан с фронта, я забрал весь отряд красных. Около 1500 их было изрублено, отнята обратно вся добыча, взятая ими у партизан, а также два орудия и много пулеметов. Через Покровского я донес в штаб армии о совершенном мною прорыве красного фронта. Покровский прислал мне письмо, ставя на вид, что я обязан доносить не непосредственно в штаб, а через него, как моего прямого начальника. Я ответил ему, что он ошибается, полагая меня в его подчинении.

Ввиду того что красные сильно проникли к югу, я изменил данную мне директиву: взял южнее Горловки и оторвался от Покровского. Собрав в кулак все свои силы и выяснив, где находится почувствовавшая себя отрезанною и отступающая дивизия красных из девяти полков, я решил атаковать ее. Отрезав первоначально ее обозы, я атаковал затем на рассвете дивизию на походе в конном строю и раскатал ее вдребезги, не дав ей даже развернуться. Было взято восемь орудий, с сотню пулеметов и свыше 5000 пленных. Расстреляв комиссаров и коммунистов, я распустил красноармейцев по домам. Из насильно мобилизованных большевиками русских офицеров и добровольно пожелавших вступить в ряды Белой армии красноармейцев я сформировал при каждой дивизии по стрелковому батальону, развернутому впоследствии в полк…

У генерала Май-Маевского положение становилось все более трудным. Атакованный с севера красными, а с юга и запада махновцами, он держался из последних сил, имея на версту фронта шесть стрелков при двух пулеметах и ожидая результатов моего рейда. Я атаковал Горловку ночью, взорвав железнодорожный мост к северу от нее и захватив два бронепоезда.

Атака велась в конном строю. Казаки шли цепью, верхом и не стреляя. Артиллерия и пулеметы на тачанках выносились карьером шагов на 500–1000 перед фронтом и открывали огонь. По мере приближения казаков стрельба красных становилась все более нервной, а потери наши уменьшались. Когда красные начали шевелиться, казаки обнажали шашки и с криком «Ура!» бросались вскачь. Большевики разбегались врассыпную; казаки преследовали их, рубя и забирая в плен. В Горловке была взята громадная добыча, в том числе артиллерия, погруженная уже в поезда, и много пленных, с которыми было поступлено по-старому.

Затем по тылам красных я вошел с боем в Ясиноватую и, описав правильную восьмерку, в конце марта явился в Иловайскую. Серьезных боев больше не было, но, благодаря ужасающей весенней распутице, сильно истрепался конский состав, который приходилось менять по дороге на плохих крестьянских коней. Люди были также очень утомлены постоянными громадными пробегами. Я удвоил свою артиллерию и имел, кроме того, запасную батарею. Питаться приходилось продовольствием, бросаемым красными.

Рейд продолжался недели две. Май-Маевский очень благодарил меня за оказанную выручку и просил проделать аналогичную операцию и против махновцев, угрожавших ему с юга и грозивших взятием Матвеева Кургана отрезать его от Таганрога. В случае отступления он должен был лишиться, за невозможностью их вывезти, громадных складов и всякого рода запасов. Донское командование со своей стороны просило, чтобы мною был произведен рейд в тылах красных, нажимавших превосходными силами на группу Покровского.

Генерал Деникин приказал, чтобы в первую очередь мною была оказана поддержка, требуемая донцами, а затем уже Добровольческому корпусу. Во исполнение первой задачи я выдвинулся громадными переходами к Дебальцеву. На бесчисленных путях этого важного железнодорожного узла маневрировали пять тяжелых бронепоездов. Вертясь вокруг Дебальцева с разных сторон и взрывая пути то здесь, то там, я четырежды атаковал станцию, но был жестоко отбиваем огнем броневиков, успевавших починить пути