80

Богословский М. М. Петр I: Материалы для биографии. Т. 3. С. 8.

81

Приведу пару конкретных примеров. В. В. Мавродин, автор первой биографии Петра I в серии «Жизнь замечательных людей» (1948), посвятил культурным преобразованиям особую главу («Петр I как воспитатель русского общества»), которая начинается такими словами: «Изучивший ряд наук <…> Петр острее, чем кто-либо из его современников – русских людей конца XVII и начала XVIII века, – чувствовал отсталость России. Невежество сочеталось в русской знати с нежеланием отходить от стародедовских обычаев как в большом, так и в мелочах. Русская знать не только боялась „наук“ и „латинства“, но не хотела сбросить с себя длинное и тяжелое старинное платье с рукавами до колен, остричь бороду и усы. Для Петра же старорусская одежда и борода были признаком „ревнителя“ старины, которую он так ненавидел. И Петр, вернувшись из‐за границы в 1698 году, заставил русских людей остричь бороды, а если кто с ней не желал расстаться, то с тех царь приказал „имать по штидесят рублей с человеками“ (здесь цитируется указ 1705 г. – Е. А.). Особыми указами 1700–1701 гг. Петр установил ношение верхнего платья венгерского, саксонского и французского образца» (Мавродин В. В. Петр Первый. М., 1948. С. 342–343). Н. И. Павленко в фундаментальной монографии «Петр Великий», разумеется, также не оставляет без внимания провокацию в Преображенском: «26 августа 1698 г., на следующий день после прибытия из‐за границы, царь выступил в роли цирюльника – велел принести ножницы и самолично обрезал бороды у шокированных этой выходкой бояр». Историк объясняет эту выходку стремлением царя сделать своих подданных похожими на европейцев даже во внешнем виде. Чтобы раскрыть эту идею, Н. И. Павленко приводит данные о законодательных распоряжениях относительно брадобрития, вплоть до «первого сохранившегося указа о брадобритии», который «был обнародован 16 января 1705 г.», а также характеризует мероприятия, направленные на «борьбу с долгополым и широкорукавным платьем» (Павленко Н. И. Петр Великий. М., 1994. С. 112–113).

82

В этом усомнился еще М. М. Богословский, обративший внимание на то, что брадобритие было хорошо известно «московитам» и до Петра. Более того, мода на гладко выбритый подбородок была распространена в придворной среде со времен Федора Алексеевича. Правда, Богословский лишь отметил неудовлетворительность традиционного объяснения «выходки» Петра в Преображенском, не предложив никакого другого подхода. См.: Богословский М. М. Петр I: Материалы для биографии. Т. 3. С. 8–9; Он же. Возвращение Петра I из‐за границы в 1698 году // Старая Москва: Статьи по истории Москвы XVII–XIX вв. М., 1929. С. 79.

83

Гирц К. «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной теории культуры // Гирц К. Интерпретация культур / Пер. с англ. О. В. Барсуковой, А. А. Борзунова, Г. М. Дашевского, Е. М. Лазаревой, В. Г. Николаева. М., 2004. С. 11.

84

Там же. С. 22.

85

Сравнение посещавших «Московию» западноевропейских дипломатов и путешественников раннего Нового времени с этнографами см.: Poe M. «A People Born to Slavery»: Russia in Early Modern European Ethnography, 1476–1748. Ithaca [N.Y.], 2000.

86

Так, в одном венецианском трактате XVI в. о правилах составления дипломатического отчета говорилось: «[Посол] должен [в своем отчете] охарактеризовать жителей данной страны, раскрыв их обычаи и привычки, физические характеристики – цвет кожи, рост и черты характера, так же как их набожность, приверженность различным суевериям и другие религиозные особенности» (Taylor K. Making Statesmen, Writing Culture: Ethnography, Observation, and Diplomatic Travel in Early Modern Venice // Journal of Early Modern History. 2018. Vol. 22. No. 4. P. 282). Кэтрин Тейлор, специально проанализировавшая венецианскую традицию составления дипломатических дневников и отчетов XVI в., отмечает, что сопровождение посла и ведение дневника, в котором следовало фиксировать культурные различия, рассматривались как важнейший элемент подготовки будущего политического деятеля: «Venetian diplomatic-educational travelers also consistently remarked upon these cultural features in their journals, devoting attention to regional diet, dress, language and dialects, festivals, religious observances, and variations in norms of gendered comportment, among other things. Like the ambassadors they accompanied, diplomatic travelers participated in the recording and circulation of information about the social organization and cultures of the states they visited». «Underpinning the uniformity in Venetian diplomatic writings was a common assumption that cultural differences were worth noting and an implicit method, developed over the course of the sixteenth century, suggesting which differences travelers should note and how those differences should be recorded» (Ibid. P. 282–283, 298).

87

Еще В. О. Ключевский отметил: «…незнакомый или малознакомый с историей народа, чуждый ему по понятиям и привычкам, иностранец не мог дать верного объяснения многих явлений русской жизни, часто не мог даже беспристрастно оценить их; но описать их, выставить наиболее заметные черты, наконец, высказать непосредственное впечатление, производимое ими на непривычного к ним человека, он мог лучше и полнее, нежели люди, которые пригляделись к подобным явлениям и смотрели на них с своей домашней, условной точки зрения» (Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М., 1866. С. 8).

88

См.: Dukmeyer F. Korb’s Diarium itineris in Moscoviam und Quellen, die es ergänzen. Beiträge zur moskowitisch-russischen, österreichisch-kaiserlichen und brandenburgisch-preußischen Geschichte aus der Zeit Peters des Großen. Berlin, 1909. S. 8; Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (до 1800 г.). Ч. 1 (Австрия, Англия, Венгрия, Голландия, Дания, Испания). М., 1894. С. 29.

89

См.: HHStA Rußland 18. Работа с оригиналами донесений Гвариента была бы невозможной без помощи Искры Шварц, которая любезно сделала для меня их копии в Венском Haus-, Hof- und Staatsarchiv, а также Петра Прудовского и Елены Лисицыной, которые помогли мне их прочитать и понять. Выражаю глубокую признательность моим коллегам за их неоценимую помощь.

90

Свита Гвариента выехала из Вены 1 (10) января 1698 г. Сам посланник отправился в путь позже и только 11 (21) февраля догнал свих сотрудников в Данциге. Торжественный въезд посольства Гвариента в Москву состоялся 19 (29) апреля 1698 г. В обратный путь посольство отправилось 13 (23) июля 1699 г., а 17 (27) сентября 1699 г. прибыло в Вену. См.: Dukmeyer F. Korb’s Diarium. S. 8–9; Памятники дипломатических сношений Древней России