Развернувшись кругом, я увидел в призрачном облаке дыма ржаволиста его призрачную физиономию, на которой что-то многозначительно блеснуло — не то глаз, не то зуб.

«В любом случае нечто острое, — подумал я. — Будь осторожнее, Блик».

— Фенн сорвал с нее одежду, не обращая внимания на сырость и холод, царившие в хижине для гостей, и уложил ее, нагую, на шкуры. Его грубые пальцы столь мягко касались ее кожи, что она вздрагивала снова и снова. Дыхание девушки походило на шорох быстрых волн о шершавый берег, на трепетное журчание воды, и пальцы его странствовали, описывая сжимающиеся круги вокруг ее сосков. Она закинула назад голову, полностью отдавшись его объятиям, и грудь воина вздымалась от размеренных вдохов и выдохов. А потом его руки переместились ниже, нащупывая очертания ее бедер, обхватывая ее мягкий как пух зад, и он без каких-либо усилий поднял ее…

— Ха! — рявкнул Крошка Певун. — В дело вступает Золотой Таран! Лобастый дхэнраби поднимается из глубин! Гриб разрывает толщу перегноя!

Все на мгновение уставились на Крошку, который, раскрасневшись, сверкал маленькими глазками, — даже Мошка и Блоха. Он диковато огляделся вокруг, затем нахмурился и махнул рукой:

— Давай дальше, Блик.

— Она вскрикнула, будто ее разрывали на части, и потекла кровь, провозглашая конец ее детства, но он держал ее в крепких руках, защищая от серьезного увечья…

— Какого она, говоришь, была роста? — спросил Блоха.

— Примерно ему по колено, — ответил Апто.

— Ага. Тогда понятно.

Услада рассмеялась — явно не вовремя, потому что братья яростно уставились на нее.

— Тебе незачем такое слушать, — сказал Крошка. — Потеря девственности вовсе не такова. Это сплошные мучения, боль, грязь и гной, и без присмотра подобное предпринимать нельзя…

— Ты что, собрался смотреть? — возмутилась Услада, вспыхнув, будто брошенный в пламя чертополох. — Если бы я знала, что у меня такие братья, я бы давно вас всех поубивала!

— Мы несем за это ответственность! — рявкнул Крошка, ткнув в нее пальцем. — Мы обещали папаше…

— Папаше?! — завопила Услада. — Да он до самой смерти так и не сообразил, какая связь между детишками и тем, чем они дважды в год занимались с мамашей! — Она замахала руками, будто усевшийся на улей ребенок. — Взгляни на нас! Даже я не знаю, сколько у меня братьев! Вы сыпались, будто яблоки! Везде и всюду!

— Думай, что говоришь о папаше!

— Угу, думай!

— Угу! О папаше!

Услада внезапно скрестила руки на груди и усмехнулась:

— Ответственность… ну ты и пошутил. Если бы ты хоть что-то знал… Ха-ха-ха!

Я деликатно откашлялся.

— Она безвольно обмякла в его объятиях, лишившись чувств от любви. И бо`льшая часть той ночи не осталась в памяти нашей героини, невинность которой стала теперь лишь угасающим воспоминанием.

— Так оно и бывает, — торжественно кивнул Тульгорд Виз. — Стоит им потерять невинность с каким-нибудь ухмыляющимся подонком из соседней деревни, и им сразу становится мало. Ну, этого… этого самого. Она готова совокупиться с каждым, кто попадется, а парень, который любил ее с тех пор, когда они были еще сосунками, может лишь смотреть, зная, что никогда к ней больше не притронется, ибо в глазах ее теперь пылает яростное пламя, походка ее распутна, бедра призывно качаются и ее больше не интересует игра в прятки у реки, а если красотку вдруг найдут утонувшей на берегу — что ж, кто в том виноват? В конце концов, она ведь больше не невинна? Нет, совсем даже наоборот, со всей определенностью. Сестры улыбаются шлюхам, если ты не знал. Они в этом смысле снисходительны. Нет, она вовсе не невинна. Наоборот! — Тульгорд Виз поднял взгляд. — А что есть противоположность невинности?

— Вина? — бесстрастно предположил я в наступившей мрачной тишине.

Некоторые истории умирают, испустив хриплый вздох. Другие гибнут, пораженные клинком в сердце. По крайней мере, на какое-то время. Было уже поздно, а для некоторых и ужасающе поздно. Порой в одиночестве, глубоко погрузившись в размышления, мы испытываем потребность взглянуть со стороны на наши деяния, увидев собственными глазами все то, что обитает в этом саду как сладких, так и смутно гнилостных ароматов. Некоторые умирают с удовлетворенным вздохом. Некоторые тонут в реке.

А кое-кого съедают по праву справедливости.

Иногда ночная тьма способствует унылой задумчивости, которая высасывает силы, будто летучая мышь из коровьей ноги. Шаги убаюкивают, взгляд блуждает, пропадает всякий интерес — пока во мраке не возникает подобная гобелену сцена, достойная украшать спальню мастера пыток.

В профиль ко мне стояла почти обнаженная женщина, подняв над головой руки и держа в ладонях довольно большой булыжник, а прямо под ней, у самых ног прелестницы, неподвижно покоилась голова ее спящего брата.

Сколь бы ни легки были мои шаги, однако Услада услышала их и обернулась.

— Всего лишь одно усилие, — прошептала она. — И… конец всему.

— Думаю, ты уже принимала раньше подобную позу.

— Да. Пока не начинали дрожать руки.

— Полагаю, — сказал я, подходя ближе, — у тебя возникала и мысль просто сбежать.

Фыркнув, она развернулась и зашвырнула камень в темные кусты.

— Ты их не знаешь. Братья выследят и найдут меня, даже если останется только один из них — меня все равно отыщут. Будут гоняться за мной по всему миру, по дну моря, даже на самой луне. — Она устремила на меня беспомощный взгляд. — Я пленница, и у меня нет никакой надежды сбежать. Никогда.

— Понимаю, для тебя сейчас все выглядит именно так…

— Только ты еще не макай меня в дерьмо, Блик. Я уже по горло сыта братскими советами.

— Я вовсе не собирался тебе ничего советовать, Услада.

Она мрачно насупилась:

— Что, охота еще поразвлечься? В прошлый раз мы едва друг друга не прикончили.

— Знаю, но все еще об этом мечтаю и, вероятно, буду мечтать до самой смерти.

— Врешь.

Я промолчал, ибо объяснять, что мечта не обязательно должна быть приятной, мне показалось несвоевременным. Наверняка вы со мной согласитесь.

— Значит, никаких советов?

— Только обещание, Услада. Освободить тебя от их оков до того, как закончится это путешествие.

— Боги, это что, какая-то зараза? Ты — и обещания женщинам. Тайный порок, который, как тебе кажется, удается скрывать…

— Я ничего не скрываю…

— Отвага и уверенность в себе — лучшая маскировка. — Услада покачала головой. — К тому же подобное свойственно прыщавым подросткам с ломающимся голосом. Ты уже достаточно взрослый, чтобы знать, что к чему.

— В самом