Говорит подружка-проказница:

«Василёк не любит, а дразнится!»

Только я — такая, раньше и теперь,

Сердце мне шепнуло: «Никому не верь».

Знаю, знаю точно — ты влюбишься,

И в моих веснушках заблудишься.

Чтобы встретить солнышка восход,

Малая травинка на цыпочки встает.

Волей и неволей тебя я жду,

Разверни гармошечку на ветру.

Милый, милый, долгожданный мой,

Мы дошли до дому с песней озорной,

Приколол на кофточку василёк.

Остуди же щёчки мне, ветерок.

Вот я — такая, раньше и теперь,

Сердце мне шепнуло: «Ты ему поверь».

И теперь я знаю — ты влюбишься

И в моих веснушках заблудишься.

Веселье продолжалось, эль лился рекой — гномы отмечали окончание летнего сезона торговли, и уверяли — золота хватит на семь колен. Конечно, это было преувеличение, но Арахон не думал об успехах коротышек, ему просто нужно было выговориться. А не своим же соратникам жаловаться на шутку судьбы!

— Виновата ли я, виновата ли я,

Виновата ли я, что люблю? — завела новую песенку гномиха. — Виновата ли я, что мой голос дрожал,

Когда пела я песню ему?

— Да что ты так расстроился, брат? — пытался утешить едва не плачущего воина бородатый торговец. — Женитьба — это не конец жизни. Это вообще не так и страшно, как говорят!

— Целовал-миловал, целовал-миловал,

Говорил, что я буду его,

А я верила всё и, как роза, цвела,

Потому что любила его.

— Ты не понимаешь, — Арахон выпил, налил, выпил, снова налил. — Я не считаю свадьбу чем-то ужасным, да и пора, наверное, но…

— Ой, ты, мама моя, ой, ты, мама моя,

Отпусти ты меня погулять!

Ночью звёзды горят, ночью ласки дарят,

Ночью все о любви говорят!

— Мне придётся породниться, — разведчик протёр ладонью вспотевшее лицо, — с потомками дикарей! Племя Мараха — благороднейший, древний род! Мы были равны эльфам, дружны им. А эти беоринги — вечные ученики, не способные развиваться самостоятельно!

— Виновата сама, виновата во всём,

Ещё хочешь себя оправдать!

Так зачем же, зачем в эту лунную ночь

Позволяла себя целовать?!

— Ой, брат, не зазнавайся! — гном покачал головой. — В тебе сейчас обида говорит, но ты протрезвеешь и слов своих устыдишься. Брегорова дочка — хорошая девушка. Повезло тебе с ней.

— Виновата ли я…

Арахон выпил. Утром предстояло выдвигаться в путь на юг, чтобы до заморозков успеть в Дортонион и сыграть там свадьбу. Владыка Хадор говорил посвятить время жизни. Но он не мог иметь в виду это! Разве ради такого стоит воевать? Почему сражающиеся за свободу сами становятся рабами?

Кто-то похлопал по плечу — утешают. Что гномам ещё остаётся? Добрые они, не то, что потомки дикарей. Сами рабы и других в неволю тащут! Никакого от них спасения! Дикари! Проклятые дикари!

— Виновата ли я, виновата ли я,

Виновата ли я, что люблю?

Виновата ли я, что мой голос дрожал,

Когда пела я песню ему?

Примечание к части Песни:

"Притча" из мюзикла "Леонардо" (переделанная)

"Голубоглазый василёк" и "Виновата ли я" гр. "Золотое кольцо"

Легендарный Ладрос

Кристально-прозрачное вино с крошечными шишечками и листочками заполнило хрустально-золотой бокал, медово-ореховые сладости украсили ажурное блюдо.

Сегодня Эдрахиль превзошёл самого себя в вопросе учтивости, чем вызвал ехидную улыбку лорда Айканаро. Однако Финдарато не разделил веселья кузена, смерил его испепеляющим взглядом.

— Всё ещё считаешь меня виновником всех проблем смертных? — усмехнулся лорд, догадываясь, что ему снова припомнят обиженную женщину.

— Мне нравится так думать, — прозвучало в ответ из уст короля.

— Считаешь, именно на мне ответственность за стремительно растущее людское самомнение?

Эльдалотэ очень внимательно посмотрела на брата мужа. Сидя чуть в отдалении, не притрагиваясь к вину и угощению, она внимательно изучала записи на коже, глине, коре и бумаге. Её супруг Ангарато не пришёл на совет, сославшись на дела безопасности заболоченных границ, где всё стремительнее пересыхал верхний слой почвы и приходилось заново орошать то, откуда ранее отводили воду. Леди-летописец долго сохраняла безэмоциональное выражение лица, но в конце концов не выдержала и фыркнула, словно недовольная кошка.

— Мы все видим перемены в обществе людей, — Эльдалотэ многозначитально погладила красиво постриженное и украшенное россыпью кристаллов перо. — И не можем отрицать, что это напоминает нам наш собственный путь при участии Валар. Да, я не жила в Валиноре, но прочитала и услышала достаточно. Я ведь не должна думать, что летописи и летописцы мне врали?

Финдарато от души расхохотался.

— Мы так глубоко погрязли в топи лжи, что перестаём верить сами себе, — промокнул он выступившие слёзы ажурной салфеткой. — Интересно, Валар постигла такая же участь?

— Мне безразлично, что постигло заморских владык, — сощурилась леди. — Меня волнует разница дорог: нашей и смертных. Если мы изначально встали на разные пути, то и цели отличаются? Мы именовали себя «Квэнди» — «Разговаривающими». Это качество отличало нас от всех остальных существ.

— А потом пришли Айнур и нарекли «болтушек» Эльдар — Народом Звёзд, но лишь тех, кто пошёл за ними, — взгляд Финдарато изменился, не предвещая ничего хорошего. — Нам навязали идол для поклонения — Варду Элентари.

— Мы не навязываемся смертным, — спокойно парировала леди, не замечая засуетившегося Эдрахиля. — Я лишь сравниваю. Ты помнишь, король, как называли атани сами себя?

— Никак, — король покачал головой. — «Мы». Толпа. Безликое общество. Продолжай, моя прекрасная Эльдалотэ, мне интересно, к чему ты ведёшь речь.

— К тому, светлейший владыка, сияющий ярче Анар, что люди и эльфы — не столь близки и похожи, как ты хочешь всем доказать.

— Вы сговорились с лордом Айканаро? — Финдарато посмотрел на кузена, тот, невинно улыбнувшись, кивнул. — Хочешь снять с него ответственность за судьбы тех, кому он вскружил голову, а потом спрятался за спину короля, смотря щенячьими глазами и умоляя защитить от похотливых смертных?

— Какие имена мы выбирали себе и давали друг другу? С чем отождествляли себя? — как ни в чём не бывало продолжала говорить