с миром моды, но если ее зарплаты достаточно, чтобы оплачивать туалеты, которые она носит, квартиру, которую она снимает, а также машину с шофером, то эта работа должна быть просто сказочной.

– Кажется, она очень любила своего брата, – вставил Фокс.

Никто и не сомневается, согласился Диего. Впрочем, с недавних пор отношения между братом и сестрой охладели. Только вчера Ян сказал ему: Гарда до того сердита, что не придет на его сольный концерт в Карнеги-холле. Нет, причину ссоры Ян не назвал. Полный раскаяния, Диего добавил, что за прошедшие несколько месяцев почти не поддерживал прежних тесных отношений с Яном, и совершенно напрасно, ведь в случившемся сегодня виноват сам Диего. Все дело в зависти. Он признался в этом, сокрушенный угрызениями совести, после шести-семи порций виски. Ян готовился к самому важному событию своей карьеры; его определенно ждал триумф, и Диего был не в состоянии этого вынести. Он пренебрег их дружбой в ту самую минуту, когда юный скрипач нуждался в поддержке больше всего, и ни за что не сможет простить себя. Теперь он сделает все, что только возможно, пытаясь загладить вину. Он отомстит гнусному негодяю, который вверг Яна в ошибочное, но губительное отчаяние и заставил его наложить на себя руки. Он выяснит с помощью своего друга Фокса, кто подменил скрипку Яна и унес ее сразу, как та исполнила свое гнусное предназначение. Он заставит…

Десятью минутами позже Диего объявил, что подмена, если та действительно имела место, никак не могла остаться незамеченной Яном.

Фокс встретил этот вывод улыбкой:

– Выбери что-нибудь одно, Диего. Ты недавно говорил…

– Да, говорил. И что с того? – с кислой миной прервал его Диего. – Я прав в любом случае. Я могу смело утверждать, что Яна нельзя было обмануть, подсунув ему бревно вместо скрипки, но это все-таки случилось. И я намерен выяснить, кто это провернул. Сейчас я пьян, но завтра протрезвею – и сразу же этим займусь.

– Что ж, удачи! – Фокс взглянул на свои часы. – Прости, что не смогу посодействовать: дела зовут. Мне пора спешить на ночной поезд до Луисвилла. За пару дней я наверняка управлюсь, так что утром в четверг, скорее всего, позвоню узнать, далеко ли ты продвинулся.

Вот только дела в Луисвилле, связанные с внезапной и необъяснимой эпидемией желудочных заболеваний в конюшне скаковых лошадей, среди которых были участники предстоящего дерби, отняли у Фокса на день дольше, так что в Нью-Йорк он возвратился не в четверг, а в пятницу, не в восемь утра, а в два часа дня и не на Пенсильванский вокзал, а в аэропорт Ла-Гуардия. Ему не потребовалось, однако, звонить Диего Зорилле, чтобы узнать, как продвигается проект по искуплению вины и отмщению, поскольку в четверг вечером он разговаривал с ним по междугородной линии и был уже в курсе. Более того, в ходе разговора Фокс получил некие сведения и просьбу, которые заставили его наскоро перекусить в кафетерии аэропорта и подземкой добраться до Манхэттена, где он взял такси и помчался на Парк-авеню.

Усталый вид после трех напряженных дней и ночей, карманы, набитые подарками для Тримблов и других обитателей «Зоосада», как прозвали местные его имение, а также потрепанный чемодан в руке должны были, по разумению Фокса, вызвать холодную отчужденность у безупречно вышколенного дворецкого, который провел детектива в просторный холл апартаментов на двадцатом этаже. Вот только дворецкий и бровью не повел, и Фокс решил, что, похоже, слуги Ирены Данэм-Помфрет давно привыкли к появлению всевозможных привидений из иных миров. Дворецкий стоял рядом с вежливой улыбкой, пока второй мужчина в униформе так же вежливо помогал Фоксу избавиться от багажа и верхней одежды, когда из арочного проема в конце холла появилась женщина, которая направилась к гостю со словами:

– Как поживаете? У меня нет ни одной служанки. Я им не доверяю. В хозяйстве мне помогают только мужчины. Да, раньше мне прислуживали и девушки, но те вечно страдали какими-то недомоганиями. Вы ведь Фокс? Текумсе Фокс? Диего много рассказывал о вас. Вы были крайне любезны, оказав ему помощь после того несчастного случая. Пойдемте со мной, нам сюда…

Следуя за хозяйкой, Фокс постарался скрыть целую серию пережитых им потрясений. Сначала его удивила большая, на широкую ногу обставленная комната для приемов. Он немного разбирался в старинных китайских вазах, столкнувшись с этой темой в процессе расследования одного из прошлых дел, и там на столе увидел два крайне редких, драгоценных экземпляра, причем на стене за ними висела дешевая цветная репродукция «Разбитого кувшина» Грёза! Он не мог знать, конечно, что это было любимое полотно Джеймса Гарфилда Данэма, отличавшегося сентиментальностью первого мужа миссис Помфрет, как не подозревал и о том, что миссис Помфрет вполне способна отбросить всякие предписания традиций, правил поведения и общепринятых вкусов, когда дело касалось ее личных чувств. Правда, о последнем несложно было догадаться, бросив единственный взгляд на эту женщину.

Вторым потрясением как раз и стала ее внешность. В ней не было ни холодной бесстрастности, ни дерзкого высокомерия, которые Фокс ожидал увидеть, зная о ее репутации женской версии Мецената. У миссис Помфрет была крупная фигура, глаза выдавали ум и отменное чувство юмора, полные губы выражали довольство жизнью, а на удивление молодая кожа – судя по возрасту ее сына Перри, ей должно быть где-то между сорока и пятьюдесятью – наверняка восхитила бы и самого Рубенса. Фокса точно восхитила.

Огромная гостиная, в которую она привела Фокса и в которой совершенно терялись два концертных рояля, подавляла, но не раздражала. Миссис Помфрет остановилась на краю бесценного зенджанского ковра и позвала голосом, удачно совместившим нежную привязанность с командирской нотой, требовавшей немедленного повиновения:

– Генри!

Из кресла поднялся и направился к ним мужчина.

– Мой муж, – представила миссис Помфрет таким тоном, словно говорила «мой эрдельтерьер» или «моя любимая симфония», но при этом не нанесла оскорбления его мужской гордости, и Фокс был сражен; тем временем она продолжила: – А это Текумсе Фокс. Знаю только одно. Будь я вашей женой, разгуливать по городу с такой щетиной на лице…

Ошарашенный Фокс пожал руку Генри Помфрета и начал смущенно оправдываться:

– Я бежал со всех ног, чтобы успеть на самолет, так что у меня не нашлось времени побриться, не говоря уже о том, что я не женат и не люблю бриться… – Озираясь по сторонам, Фокс увидел только девушку и молодого человека, сидевших на диване. – Если я правильно понял… Диего упомянул по телефону, что вы пригласили к себе всех, кто…