Шрифт:
Закладка:
Но перед агентом встала самая настоящая дилемма: или догонять Лешу, пытаясь как-то с ним поладить, или искать корм для кота.
Выбор был мучительным — в Адаме проснулся тот неудержимый сыскарь, который преследовал похитителей в 1898 году и допреследовался…
Но, войдя в кошачье тело, Адам принял на себя заботу о всех потребностях этого тела.
Любопытно, что в земной жизни он кошкам хоть и симпатизировал, но считал их дамской забавой и отрадой толстых кухарок. Поэтому он смутно представлял себе, чем кормить своего кота, если не удастся раздобыть сухой корм. Помнил, что вроде эти звери уважают сметану и должны ловить мышей. Но где их взять, мышей? И тем более — где взять сметану?
Пришлось идти на поклон к сердобольным старушкам, тереться об ноги и громко мурчать — где у кота включается этот самый мурчатель, Адам догадался не сразу. И провожать взглядом уходившего Лешу.
Но, как выяснилось, Адам поступил правильно.
— Полиция, полиция… — проворчала Ирена Освальдовна. — И ничего они никогда не найдут…
— Кисонька, кисонька, — ответила на это Нина Михайловна. — Проголодалась, бедненькая…
— Полиция, полиция…
— Кисонька, кисонька…
— Он думал, я ему про Эвку так прямо и выложу. Нашел дуру.
— Чем же тебя покормить-то?
— Я скажу — а потом Эвкин хахаль меня с лестницы сбросит? Думаешь, почему на той неделе в четыре утра «скорая» приезжала? Это он, Эвкин хахаль…
Адам подивился тому, что гадкое словечко все еще в обороте.
— Ах ты, моя хорошая, — бормотала Нина Михайловна.
— Вот тогда почему никто по дворам не ходил, соседей не допрашивал? А ведь покойника из подъезда вынесли. Все знают — и молчат! А это — Эвкин хахаль!
— Если бы покойника — точно ходили бы и спрашивали, — наконец ответила по существу Нина Михайловна. — Что ты, в самом деле, Иренка, наводишь тень на плетень? Мало ли с кем Эва живет? Ей, слава те Господи, уже тридцатник.
— А я тебе говорю — покойник, и в полиции у него все схвачено. И замяли дело.
Адам понял — не у покойника, а у хахаля.
— Так что же там, по-твоему-то, было?
— А то, что он к ней приехал ночью, а за ним следом — тот, покойник, и они подрались на лестнице. Думаешь, чего Эвка тогда дома сидела, мусор не выносила даже? А она их разнимала, и ей тоже досталось. Я видела — фонарь под глазом вот такущий.
— Где ж ты видела?
— Она за почтой спускалась. Так ты подумай — если бы я сказала, что парень из салона Эвкин хахаль, то что бы вышло? Он бы уж до меня добрался…
— Ты посиди с киской, я схожу, котлету вынесу. У нас вчерашние котлеты остались, Артемка расковырял, а есть не стал. Вот — хоть кисоньку побалую… Хорошая кисонька, хорошая девочка…
И тут только Адам ужаснулся.
Собственно, в кота он внедрился или в кошку, значения не имело: главное, контакт с животным налажен. Обнаружив зверя, умеющего летать, он так обрадовался, что заглянуть под хвост и в голову не пришло.
Но Адам с той давней жизни привык считать себя мужчиной, да еще видным мужчиной, любимцем дам, от хорошеньких горничных до сумасбродных актерок. Хотя прошло столько лет, самоощущение крепкого и гордого своей статью мужчины, выходит, осталось. И что же, он теперь — кошка?
Был только один способ немедленно узнать истину.
Адам, руководя кошачьим телом, делал примерно то же, что делает головой и конечностями человек. Он переставлял лапы при ходьбе, он трогал кнопки компьютерной клавиатуры; полет — это было тоже что-то понятное, хранившееся в памяти с тех времен, когда маленький Адам летал во сне, и теперь оттуда добытое. Но сесть так, как садятся кошки, выставив одну заднюю лапу вверх, и скрючиться, доставая языком до всех анатомических подробностей, — это казалось Адаму невозможным акробатическим трюком.
Добрая Нина Михайловна поспешила за котлетой. Адам сел, с любопытством глядя на Ирену Освальдовну. Старушенция была норовистая и при том пугливая — потому-то Леша ушел без полезных сведений. Но как же вызнать поболее про эту Эвку и ее любовника, служившего в беглом салоне? И понять бы, когда именно случилась драка? Не связана ли она с покражей сейфа из особняка?
Котлета оказалась невкусной, и Адаму пришлось побороться с кошачьим отвращением к такой пище.
Потом соседки разошлись по домам. Адам прикинул — Эвка жила, пожалуй, в том же подъезде, что и Ирена Освальдовна. И, пренебрегши умильными «кис-кисами» Нины Михайловны, поспешил за вредной старухой. Та его в дверь не пустила, но у Адама хвалило ума вскарабкаться на молодой клен, с веток которого были видны все лестничные клетки в подъезде. Он определил, что живет Ирена Освальдовна на четвертом этаже, и подумал, что Эвкина квартира, скорее всего, ниже — старуха могла, не слишком рискуя, высунуться на шум драки и посмотреть сверху, но побоялась бы открывать дверь, живи она ниже Эвки.
Подумав, он решил вернуться в особняк и как следует допросить Столешникова: требовалось точное описание Кожедубова-Кожемякина и прочих сотрудников салона — не в одиночку же он устанавливал этот сейф. И тогда уже, набив голову подробностями, вернуться и выследить Евкиного хахаля.
Кто-то же должен помочь Леше Воронину!
В особняк Адам возвращался неторопливо, дворами, заново знакомясь с городскими закоулками. Кроме того, совершил он преступное деяние — стянул из пакета у мужчины, шедшего домой с покупками и зацепившегося языком за приятеля, упаковку сосисок. Это было рискованное предприятие — Адам зацепил провиант когтями и взлетел на крышу троллейбусной остановки. Ожидавший транспорта народ дружно высматривал его, глядя в другую сторону.
Адам хотел было оставить сосиски на крыше до ночи, но заметил ворон. Делать им такой подарок он не хотел.
Вороны полагали, что уж втроем-то они отгонят кота от сосисок. Обычного бы отогнали — но им попался троянский и летающий.
Адам отошел от упаковки и дождался, чтобы все три пернатые злодейки на нее спикировали. Но унести добычу он им не позволил. Поднявшись в воздух, он напал на птиц сверху — чего они, понятно, не ждали.
Бой был коротким — и Адам сам не понимал, как у него хватило духу прокусить вороне затылок. В кошачьем рту было гадко. Две другие сообразили, что кот им попался непростой, взлетели на березу, где у них, видать, было гнездо, и оттуда
