Бесконечное разнообразие меональных пучков эйдоса (133); бесконечные вариации для выражения смысла (193); бесконечно-разнообразная картина (206 – 207); мы произносим или переживаем определенно-осмысленное слово, – наперекор всем бесконечным вариациям смысловой предметности как таковой и всем бесконечным функциям осмысления бессмысленного (81); только в имени обоснована вся глубочайшая природа социальности во всех бесконечных формах ее проявления (41); бесконечные символические семемы, связанные со звуками слова «ключ» (66).

Для нее (т.е. диалектики. – В.П.) не существует никакого духа, который был бы абсолютно бесплотен (44).

Как бы ни мыслил я мира и жизни, они всегда для меня – миф и имя, пусть миф и имя богатые или небогатые (203); понятие ноэматической энергии богаче понятия ноэмы (92). Для эйдетика – «живое существо» есть богатый эйдос, а «бытие» – эйдос еще более живой, более богатый и конкретный (134); она (т.е. сущность, рассматриваемая как становящаяся. – В.П.) значительно богаче (158); только в символическом и магическом имени сущность достигает своего полного определения. Второе определение (имени. – В.П.) гораздо богаче и полнее и включает в себя все предыдущие моменты, ибо имя и есть расцветшее и созревшее сущее (175).

1. Определение. Вдумаемся в то, что значит для предмета «быть», быть сущим, быть чем-то. Если предмет вообще есть нечто, то это значит, что предмет отличается от иного. Но отличаться от иного можно только тогда, когда есть определенная граница, очертание, форма (71); «быть» значить быть отличным. И такое мышление, чтобы быть, должно отличаться от своего противоположного, которое, в виду восходящего пути взятого нами курса диалектики, должно быть еще более высоким принципом (102). Но тьма не есть бытие, и потому сущность, хотя и окружена меоном, не определяется им фактически и причинно; она определена им сущностно, т.е. свет и тьма предполагает одно другое взаимно. Между ними нет никакого причинного взаимоотношения, или взаимоотношения по бытию (164); я не понимаю, как можно говорить и мыслить о бытии помимо слова, имени и помимо мысли. То, что необходимо конструируется в мысли-слове как неизбежный результат его саморазвития, то и есть само бытие (223); экстаз и есть то состояние, когда нет ничего в субъекте, кроме понятой сущности; и в этом и заключается его смысл – не нуждаться даже в вúдении, даже в бытии, т.е. в раздельности, не нуждаться даже в общении и в нем самом (189). Разумное мышление, чтобы быть, требует мышления сверх-разумного. Мыслимость, чтобы быть, требует немыслимости (102); логос и есть дискретность, и потому самое общее понятие «бытия» для него абсолютно дискретно в отношении к отсутствию бытия; можно или только быть, или только не быть («закон исключенного третьего»), в то время как в диалектике третья ипостась как объединение «одного» и «иного» как раз есть то tertium, среднее между бытием и небытием, которое чуждо природе логоса. Равным образом, если можно только быть или не быть, то это самое действительно и верно для бытия любой вещи, или элемента ее. Если нет вообще среднего между бытием и небытием, то нет среднего между бытием вещи и ее небытием («закон тождества»), равно как и между бытием любого момента вещи и его небытием («закон противоречия») (154).

2. «Субъект» бытия. Бытие субъекта (224). Меон начинает ослабевать, и вместе с этим завязывается связь между разделенными индивидами бытия (87). В «иной» сущности нет ровно ничего такого, чего уже не было бы раньше в первоначально-самоопределяющейся сущности (165); нет вообще ничего, кроме смысла (196); только смысл есть бытие, а «иное» – не-бытие (108); энергия будет пребывать на самой сущности (92); науки о чистом эйдосе и чистом логосе вне их меонизированного пребывания в виде фактов (197); быть в общении с вещью значит иметь нечто общее с нею (192).

3. Бытие и эйдос. То, что мы говорим и мыслим о бытии, и есть его эйдос…. Но ведь нет никакого бытия вне эйдоса (223); эйдосы зримого нами бытия (206). Под диалектикой я понимаю логическое конструирование (т.е. конструирование в логосе) бытия, рассматриваемого в его эйдосе (207).

4. Виды проявленности, степени бытия, его характеристики.

а) Миф есть лик бытия, данный во всей его интеллигентной полноте, которой только располагает данное бытие. Расчленяющая мысль не может удовлетвориться одним таким общим и суммарным зафиксированием в мысли открытого нам бытия. Бытие таит в себе разные виды проявленности и разные формы смысловой структуры (205 – 206).

б) Разная степень сущего, бытия. Чем больше погружается сущность, или смысл, в «иное», тем все более и более теряет он свои смысловые свойства. Не сила и акциденция бытия уменьшаются, а само бытие остается чем-то незыблемым и постоянным, но именно само бытие все меньше и меньше бытийствует, все меньше и меньше становится бытием и смыслом; само имя все меньше и меньше именуется. Ощущение – менее бытие и имя, чем мышление; раздражение – менее смысл, чем ощущение. Животное в меньшей мере есть, чем человек; растение в меньшей степени смысл, чем животное. Мир – разная степень бытия и разная степень смысла, имени. Мир – разная степень слова. Ум и умное – высшая степень сущности, смысла, имени, – в «ином». Ощущение – менее сущность, чем мышление. Раздражение – еще менее сущность, чем ощущение. Но и раздражение есть какой-то смысл, и ощущение есть как-то сущность и имя, и мышление есть как-то эйдос первоначальной сущности и ее имени (167). В бытии есть планы более общие и принципиальные и менее необходимые, выводные, не исходные (223). В слове и имени – встреча всех возможных и мыслимых пластов бытия (53).

в) Характеристики бытия. О понятии напряженности бытия (232); абсолютная дискретность бытия (83); степень затемненности бытия (108); степени символичности бытия (124); разные степени воплощенности предмета в инобытии, начиная от фиксации его чистой инобытийности (77).

5. Виды бытия.

а) Единое цельное бытие (48); эйдетическое бытие (209); логос есть лишь метод осмысления, метод эйдетизации как самого эйдетического бытия, так и меонального (213); онтология, которая бы говорила