сиюминутно. Я мог думать только о своей коллекции коробок в потайной комнате, расположенной в подвале. Зайти в нее можно было через проход в маленьком шкафу в нашей спальне – на его задней стенке имелась скользящая панель, открывающая доступ в комнату. Иным способом попасть туда не получилось бы. Эта система стала для нас немаловажной причиной для покупки дома. Мы спокойно могли складировать там свои архивы, зная, что для проникновения внутрь взломщику придется не только обойти сигнализацию, но и проявить нездоровый интерес к задней поверхности шкафа, отыскав секретную панель. Фанаты игр id наверняка всегда готовы обнаружить «секретку», но я не думал, что кто-нибудь из них надумает туда вломиться.

Все мои архивные накопления – от дискет формата 5,25 дюйма для Apple II до детских писем, которые я отправлял редакциям журналов в надежде на публикацию, – хранились примерно в двадцати коробках. В одной из них была та самая дискета с Dangerous Dave in “Copyright Infringement”, что Кармак и Том оставили на моем рабочем столе. Там же лежали оригинальные рисунки с логотипом DOOM, оригинал «Библии DOOM», наброски вида игры с перспективой от первого лица и единственная на свете видеокассета с записью наших обсуждений дизайна Quake. И я клянусь, это лишь капля в море. За исключением одной коробки, которую у меня выкрали двадцатью годами ранее, все тексты и строчки кода, что я написал за свою карьеру, хранились в этой комнате. Вдобавок к личному архиву там лежали сотни коробок с играми, включая запечатанные версии проектов id Software и мое сокровище – дюжину ранних игр для Apple II в идеальном состоянии. Некоторые из них подписал лично Насир Джебелли.

В моем сознании вспышкой пронеслись две картины: заполненная водой комната с плавающими по ней коробками и снесенный наводнением с места дом, медленно съезжающий по склону холма к обрыву. Большинство наших вещей хранилось в пластиковых корзинах, но вода могла проникнуть и туда. Я опасался худшего.

– Что случилось? – спросил я Бренду.

– Майкл собирался проверить дом. Задняя дверь не открывалась. Он давил на нее и давил и в итоге приоткрыл достаточно, чтобы протиснуться внутрь. Полы уничтожены водой. Говорит, там было как в сауне. Потом он спустился вниз и увидел, что в нашей спальне обвалился потолок.

– Обвалился? – я не мог поверить услышанному.

– Куски потолка валяются на полу. И повсюду вода.

Наша спальня располагалась по соседству с потайной комнатой.

– Ты знаешь, откуда столько натекло?

– Ага, из холодильника. Все из-за шланга, который идет к генератору льда и кулеру.

Дом стоял на холме, и наша спальня находилась в самой нижней его части, прямо под кухней.

– Майкл говорит, что услышал шипящий звук из-за холодильника. Ну, он его отодвинул, и все встало на свои места.

– Да это же тонюсенький шланг!

– Но за три недели из него натекло достаточно воды, чтобы разрушить дом.

– А ты не знаешь…

Никакой необходимости заканчивать этот вопрос я уже не видел.

– Добралась ли вода до архива? Не знаю. Я позвонила Дэвиду, может, он придет и сможет перекрыть воду.

Дэвид был агентом по недвижимости, через которого мы купили дом. Мы успели пожить там всего пять дней до отъезда и даже не познакомились с соседями. Так что Дэвид оставался единственным нашим знакомым в горах Санта-Круз. К счастью, он немедля примчался на место происшествия и показал Майклу нужный вентиль. К вечеру мы созвонились с Дэвидом и Майклом, лишь тогда осознав истинный масштаб ущерба.

Дэвид сказал, что дом, скорее всего, признают заброшенным и в течение пары недель вывесят на фасаде соответствующие знаки. Он любезно предоставил нам контакты всех, с кем требовалось связаться по этому поводу.

– Может, мне вернуться в Калифорнию? – спросила Бренда. – Джону потребуется еще около месяца, чтобы все тут уладить, но я могу выехать хоть сейчас.

– Не вижу смысла. Вам попросту будет негде жить. Лучше пусть делом займутся эксперты по ремонту.

Эти слова били по нам, будто кирпичи.

Майкл показал нам дом через приложение FaceTime, прохаживаясь по разрушенным комнатам. Там разворотило каждый уголок. Деревянные полы вздулись, части потолка обрушились, а обои на первых двух этажах насквозь вымокли.

– Можешь открыть шкаф в нашей спальне и проверить ту комнату? – спросил я.

Майкл отодвинул в сторону одежду, нашел секретную панель и просунул внутрь телефон с включенным фонариком.

Мы ожидали худшего и не могли поверить своим глазам. Невероятно, но буквально все в этой комнате уцелело. Даже потолок и стены остались нетронутыми. Я и по сей день не могу поверить, как нам повезло. Мы указали Майклу на самые важные коробки, и он забрал их к себе домой той же ночью.

Когда мой архив оказался на пороге уничтожения, я наконец осознал его историческую ценность. Вскоре я начал – и до сих пор продолжаю – передавать его части в Национальный музей игр Strong. Та же часть коллекции, что остается у меня, хранится в огнеупорных и водонепроницаемых контейнерах в особом месте, за которым ведется постоянное наблюдение на случай экстренных ситуаций. Потайных стен там нет. К тому же я убедил многих других разработчиков передавать (или хотя бы делать доступными) свои материалы для музеев вроде Strong или университетов, где их скопируют и сохранят для будущих поколений исследователей.

После разрушения нашего дома мы на несколько недель остались в Нью-Йорке. К счастью, страховая компания возместила весь ущерб и стоимость ремонта. У нас состоялся ряд любопытных обсуждений со страховыми агентами на тему ценности некоторых игровых вещиц, не сумевших избежать потопа. К примеру, оригинальной футболки с текстом Wrote It и логотипом – такие раздавали эксклюзивно членам команды разработчиков, и со временем они стали ценной редкостью. В описи она значилась просто как «футболка, три доллара». А оригинальную коробочную версию игры Commander Keen: Aliens Ate My Baby Sitter!, которая осталась лежать на моем столе, они оценили как «старое программное обеспечение, десять долларов». К счастью, у меня была запасная футболка и дубликат игры.

Когда мы вернулись домой, дети впервые за много месяцев окунулись в привычную рутину. Я занимался личными делами, разбирал архивы, обучался новым языкам программирования и изучал свежие исследования. Во мне снова проснулся интерес к языку программирования Lua – во многом оттого, что он был легок в освоении. Казалось, он идеально подойдет не только студентам колледжей, но и ученикам старшей и средней школы.

Донован, которому уже исполнилось девять, тоже заинтересовался Lua и попросил научить его кодить. Я не смогу припомнить момента, когда Донован не был