был лежать всю дорогу в сетках, притворяться моей вещью, бездушным чемоданом. Он вдруг ожил и бесовски разыгрался: гладкий, скользкий, тяжелый, как булыжник, набитый мной до круглоты, до отказа, как говорят нынче, он, в диком и резком веселье, то мчался на меня, на койку и бил лбом в ножку койки, то, подпрыгнув, кубарем летел под умывальник, а оттуда к двери, а от двери под иллюминатор...»  Все мы помним этот чудесный рассказ о путешествии Бунина в Турцию. Но когда было это – «нынче»? Беглый просмотр «Корпусного словаря русского языка» дает нам набитые до отказа вагоны, комнаты и саквояжи еще до первой мировой войны. Но раздражать писателя эта столь привычная синтагма могла и в 1931 году. Тем более ведь мы знаем, что Бунин – прославленный стилист, и Нобелевскую премию получит в 1933 году «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». В отличие от некоторых своих собратьев по перу. Вот ведь чушь какая, ну какие еще «собратья по перу». «Набитые до отказа собратьями по перу литературные гостиные?» Бунин бы не простил.  Сколько их, этих русских выражений вокруг персидского слова «чемодан». Чемоданное настроение – это о тех, кто еще никуда не уехал, но уже сидит на чемоданах. А вот как там с жить на чемоданах? Оказывается, и оно уже есть. На одном из русских почтовых серверов задают вопрос: «Что такое жить на чемоданах?» Лучшим ответом признаны слова девушки под ником Lasly, написанные 16 лет назад: «Это значит, что ты не имеешь постоянного места жительства, всё время снимаешь квартиру, тебя регулярно оттуда просят, по непонятным тебе причинам. В общем живешь как кочевой народ. Это ужас, на себе испытала, сменила 3 страны и около 7 мест». В жизни уехавших из России выражение «спать на чемоданах» первым появляется у Карамзина в «Записках русского путешественника». И уже здесь спать на чемоданах – немыслимый комфорт по сравнению со сном в кресле, сидя. А вот и следующие поколения спавших на чемоданах. Гончаров («Фрегат Паллада»):  «Да, это путешествие не похоже уже на роскошное плавание на фрегате: спишь одетый, на чемоданах; ремни врезались в бока, кутаешься в пальто: стенки нашей каюты выстроены, как балаган; щели в палец; ветер сквозит и свищет — все а jour, a слава богу, ничего: могло бы быть и хуже». Могло бы быть и хуже. Часто это единственное утешение тех, кто смог уехать и сегодня, подхватив только чемодан. Еще вчера десятки знакомых жили тою же жизнью, что и ты сам. А сегодня оказывается, что люди почему-то должны привыкать к жизни на чемоданах. Беженка 1920 года вспоминает: «Спали на чемоданах, в пальто, очень тесно и неудобно. Был ветер, качка, мы страдали ужасно, спать на чемоданах это хуже всего, ручки и замки впиваются в тело, как их ни застилай пледами и пальто». Сколько времени можно сидеть на чемоданах? А сколько угодно. Мой товарищ, рано умерший журналист Жора Елин, написал о микробиологе Кольке:  «Ученый-микробиолог, кандидат наук, работал в оборонной промышленности и вполне преуспевал – загранпоездки, крутые бабки, машина, дача и всё такое, но вдруг, вернувшись из Туниса, где пробыл два года, подал заявление на выезд, а его тормознули – лет на десять, не меньше, пока военные секреты не забудет, и теперь который год на чемоданах – проел машину и дачу, мыкается по углам, числится пожарным в театре, а зарабатывает шабашкой – плотничает, печки и камины кладёт». Еще не уехал из СССР, а уже эмигрант, уже на чемоданах, а ведь потом придется жить какое-то время на чемоданах и там. По-немецки об этом говорят чуть точнее и горше: жить из чемодана, научиться держать в чемодане все самое необходимое. А то, что не очень нужно, не до зарезу, ну, значит, не нужно. Люди, в XIX веке бежавшие с русской каторги, да и просто так, как писал биограф Герцена Соловьев-Андреевич, «твердо верили, что их поражение — минутная неудача, и не перекладывали платья из чемодана в комод». В благополучной Европе комодов сейчас оказались миллионы людей из Украины и РФ, которые и сегодня «не перекладывают платья из чемодана в комод, а просто живут из чемодана». Всего столетие тому назад Владимир Набоков объяснил смысл этой жизни из чемодана в «Машеньке» (1926):  «Он стал быстро и неразборчиво бросать в открытые чемоданы: комья грязного белья, русские книжки, Бог весть откуда забредшие к нему, и все те мелкие, чем-то милые предметы, к которым глаза и пальцы так привыкают и которые нужны только для того, чтобы человек, вечно обреченный на новоселье, чувствовал себя хотя бы немного дома, выкладывая в сотый раз из чемодана легкую, ласковую, человечную труху». Ровно шестьдесят лет спустя, в 1986, Сергей Довлатов напишет книгу «Чемодан». Этот сборник мемуарных эссе даже включили в РФ в школьную программу. Жить из советского чемодана Довлатова было бы невозможно, но перебирать «человечную труху», забираться в память о недавнем прошлом – вполне. На сакраментальный вопрос: «Что будет, когда кончатся вещи из чемодана?» (Татьяна Окуневская, «Татьянин день», 1998), опытные эмигранты и релоканты не дают ответа и четверть века спустя. Здесь срабатывает еще одно понятие чемоданной жизни. Тревожный чемоданчик, или чемодан для выживания. Многие и уехали из РФ с тревожным чемоданчиком, и продолжают жить из него. Большая беда – живущие из чемодана журналисты и видеоблогеры. В отличие от своих предшественников – старых эмигрантов, работавших на Би-би-си, Радио Свобода или на Немецкой волне, – они приехали в свои новые убежища из Москвы, и вещают сегодня из Амстердама или Тбилиси, из Берлина или балтийских столиц. За редчайшими исключениями, эти журналисты по-прежнему живут из чемодана: у них и время московское (для удобства российской аудитории), и темы московские, и фокус – на мытарствах жен мобилизованных или коррупции в российской армии. Все то, о чем недоговорили и не доспорили в московских редакциях, перенеслось в неопределенное «русское зарубежье». Обсуждаются самые острые темы: что думает (может думать) Путин или его двойник, пойдет ли сын Патрушева на выборы президента РФ, как понимать преследование ЛГБТ сообщества в РФ, почему у РФ не получается более умело вести военные действия, мобилизацию, пропаганду и контрпропаганду. Аргументация для жизни из чемодана строится на одном-единственном тезисе: «Наша аудитория – там, в России, и вот, хотя мы теперь далеко и в безопасности, давайте продолжим разговор о России без цензуры». Можно было бы задать себе несколько вопросов: «Как же так?