«война без пожарищ все равно что колбаса без горчицы». Один итальянский автор в 1530-х годах отмечал, что на протяжении более двух десятилетий на долю мирных жителей не выпадает «ничего, кроме бесконечной резни, погромов и разрушений множества больших и малых городов, совершаемых буйными солдатами, которые причиняют своим товарищам такое же разорение, как и врагам»[72].

Исследователь Столетней войны Николас Райт считает целесообразным разграничивать «официальную» войну, то есть кампании во главе с королями и их военачальниками, которые лишь «очень редко» сталкивались на поле боя, и «неофициальную» войну, заполнявшую лакуны между королевскими кампаниями, когда солдаты покидали армии монархов и предавались разнообразным поискам наживы. Лишь немногие из этих воинов «не пересекали черту, за которой, по мнению юристов и богословов, начиналось преступление». Поскольку служба оформлялась в виде краткосрочных контрактов, а как только услуги солдат больше не требовались, их попросту распускали, они очень часто «выискивали или создавали новые линии фронта», после чего «различие между друзьями и врагами, в особенности если речь шла о тех, кто не участвовал в боевых действиях, обычно имело небольшую непосредственную значимость» в ситуации, когда такие солдаты «постоянно охотились за наживой и пропитанием». По мере продвижения вперед официальные и неофициальные армии мародеров, как правило, могли выжигать и уничтожать полосу шириной до 50 километров. Похоже, что солдаты часто похищали мальчиков для сексуальных утех, «а случаи взятия в плен женщин в аналогичных целях… в записях прошений о помиловании упоминаются настолько часто, что для них в итоге использовались тривиальные формулировки». Все особенности этой разновидности военных действий, предполагает Райт, «незамедлительно опознают те, кому в наши дни довелось участвовать в войнах в так называемом третьем мире»[73].

Все это определенно применимо и к таким хищным паразитам, как банды наемников или «компании искателей приключений», которые в XIV веке терзали Италию. Эти сборища действовали под причудливыми и кичливыми названиями, например Компания звезды, Компания крюка, Компания шляпы (и все это – задолго до «Рэмбо»), и гордо провозглашали напоминающие граффити девизы наподобие «враг Господа, милосердия и жалости». Как сообщает один из очевидцев, лагеря таких компаний напоминали «бордели, полные шлюх, и кабаки и забегаловки, полные обжор». Одной из самых смертоносных и успешных подобных банд командовал Джон Хоквуд, который удостоился такого определения: «итальянец с английской кровью в жилах – сам дьявол во плоти». Хоквуда «прославило» решение проблемы, возникшей при разграблении одного итальянского монастыря: когда двое его людей сцепились из-за того, кто из них изнасилует красивую юную монахиню, Хоквуд вонзил ей кинжал в сердце и тем самым, как пишет восторженный хронист, одновременно прекратил разброд в своей армии и сохранил девушке честь. Поскольку кондотьера кормила война, а в мирное время он оказался бы не у дел, Хоквуд, по словам одного итальянского писателя, «сумел организовать свои дела настолько ловко, что при его жизни Италия почти не знала мира». Его мародеры не только с размахом занимались вымогательством, убийствами и уничтожением имущества, в особенности в сельской местности, откуда они регулярно угоняли скот и могли вызывать коллапс сельского хозяйства, они еще и чрезвычайно усугубляли последствия чумы и голода, поскольку забирали у людей все оставшееся продовольствие[74].

Со временем некоторые из таких военизированных отрядов обновлялись, следуя духу времени, и начинали превращаться в организованные воинства. Например, еще в 1445 году французский король Карл VII выделил немалые средства на формирование постоянной регулярной армии из своих лучших солдат. Они были, отмечает Киган, «официально признаны военнослужащими монархии, чьей задачей было искоренять всех остальных вооруженных людей». Новые подразделения «стремительно приобрели иные черты, нежели банды наемников эпохи позднего феодализма и религиозных войн, которые обычно распускались, когда кончались деньги», и стали «постоянным королевским, а в дальнейшем и национальным институтом» с собственной культурой, в которой отдавался приоритет «беспрекословному исполнению приказа, несгибаемой отваге, самопожертвованию, чести». Иногда процесс создания регулярной армии предполагал привлечение на службу наиболее эффективных армий наемников и их последующую ассимиляцию. Как указывает Барбара Эренрайх, «средневековые войны велись не „армиями“ в каком-либо узнаваемом современном смысле, а рыхлыми сборищами людей, слабо подчиненных централизованному командованию – если оно вообще существовало». Новые вооруженные силы, напротив, отличались наличием жестких систем дисциплины и командования, предполагавших, что офицеры зачастую обладают абсолютным контролем над судьбами и жизнями своих людей. «Подготовка не была одномоментным мероприятием, после которого солдатам доверяли апробировать свои навыки на поле боя. Напротив, подготовку войск требовалось вести непрерывно – от момента призыва до самого кануна сражения», вплоть до того, что «среднестатистический солдат должен был обладать не столько храбростью, сколько фатализмом и чем-то вроде бесстрастной пассивности»[75].

Новые армии, как правило, были не только регулярными, но и более многочисленными, а также почти наверняка в них было больше обычных людей, чем в прежних воинствах. Резерв «талантов» на социальном дне попросту недостаточно велик для того, чтобы укомплектовать большую армию. Кроме того, все больший акцент на муштре, дисциплине и жесткой подготовке, вероятно, снижал привлекательность военной службы для головорезов и преступников. А поскольку для вооруженных сил требовались опытные или по меньшей мере обучаемые новобранцы, многие преступники и другие сомнительные личности, действительно попадавшие в такие армии, довольно скоро увольнялись или же получали такие задачи, при исполнении которых они могли минимально навредить боевой эффективности. Те, кто мастерски муштровал новобранцев, вне всякого сомнения, осознавали, что с помощью тех или иных методов (преимущественно насильственных) они способны превратить отдельных головорезов в эффективных и дисциплинированных солдат. Однако это требовало немалых времени и усилий, и терпимость к дебоширам со временем, похоже, снижалась.

Поддержку описанному процессу, несомненно, оказывали экономические факторы. Солдаты все больше получали прямую оплату – деньгами, а не косвенную – в виде возможности пограбить. Кроме того, по мере укрупнения армий становилось сложнее или даже невозможно решать вопрос с их постоем за счет мирного населения (зачастую недовольного этим), поэтому для армий требовалось обеспечивать дорогостоящую инфраструктуру расквартирования[76]. С некомпетентным солдатом или наемником, вероятно, можно смириться куда легче в том случае, когда он, по сути, работает за комиссионное вознаграждение, нежели когда ему нужно платить и предоставлять ему крышу над головой за счет текущих доходов. Прусский король Фридрих Великий в XVIII веке считал, что командиры должны проявлять огромную заботу о благополучии солдат. Но даже несмотря на это, он настаивал на «необходимости всегда добиваться от солдат безукоризненной дисциплины», чтобы они «боялись офицеров больше, чем любых опасностей, которые их поджидают». Фридрих почитал твердую руку и суровость, поскольку многих солдат «можно держать в подчинении лишь страхом». Отчасти подобные подходы проистекали