Шрифт:
Закладка:
И вот, чтобы мы не перебили друг друга, пытаясь извлечь из смертей товарищей хотя бы каплю черного прохладного некроэфира, нас и водили на публичные расстрелы. После того, как мир всколыхнулся от появления первых некромантов, Россия относительно быстро смекнула, куда дует ветер. Наше государство в одностороннем порядке вышло из Конвенции по правам человека и спешно отменило мораторий на смертную казнь, намереваясь использовать пенитенциарную систему в качестве легитимного инструмента.
И в залах исполнения наказания — небольших комнатушках три на три метра с несколькими стульями для прокурора, врача и начальника учреждения, где происходили экзекуции, мы по очереди учились поднимать умертвий. Мы говорили с ними и делились под протокол информацией, полученной прямиком из мозгов покойника. Лишившись жизни, люди теряли какую-то очень важную часть себя и уже не могли ничего утаивать. Под гнётом некроэфира они выкладывали все, даже то, что никогда бы не решились поведать, пока билось их сердце.
Как сейчас помню своего первого трупа — Галин Баир Магомедович. Зарезал на почве ревности свою жену, а потом задушил шестимесячного сына. Был убежден, что супруга ребенка нагуляла где-то на стороне. Уж больно подозрительно светловолосым казался ему младенец. Однако результат ДНК-анализа выявил эталонные девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента вероятности, что Баир является родным отцом убитому мальчику. Об этом ревнивцу и сообщили за неделю перед расстрелом.
Помню, как он рыдал, пока ему надевали на голову мешок. Как кричал и вырывался, когда палач приставлял ему к затылку заряженный пистолет. И как он резко изменился, вернувшись с той стороны бытия в мертвое тело…
Передернув плечами от не самых приятных воспоминаний, я поймал слегка напряженный взгляд от пассажира.
— Так как вы, говоришь, в интернате своем «подзаряжались?» — попытался я придать голосу обычный тембр и сделать вид, что не выпадал из реальности.
— Я сказал, что нас на скотобойни возили, — обиженно насупился парнишка. — И последние пять минут рассуждал на совсем другую тему. Видимо, с самим с собой…
— Не пыли, Умар, со мной иногда случается, — ухмыльнулся я и закинул в рот еще пару жевательных подушечек. — А «якоришься» ты чем?
— А это что такое?
— Да чтоб тебя! — опять разозлился я. — Ты как вообще свою спецшколу окончил?!
Ответом мне стало беспомощное пожимание плечами, и бедный руль жалобно захрустел кожаной оплеткой под моими немаленькими ладонями. Да уж, черт подери, кажется, будет даже сложнее, чем я полагал вначале…
— Слушайте, товарищ капитан, — виновато потупился мой пассажир, — мне уже неловко расспрашивать вас, но ведь знать-то я должен? Я прекрасно вижу и чувствую, что вы не в восторге от уровня моей подготовки. Но я полагал, если уж меня направили в ФСБН, то считают мои познания как минимум удовлетворительными…
— Да к тебе нет вопросов, Умар, — примирительно ответил я, безоговорочно понимая правоту парнишки. — Не воспринимай мое ворчание на свой счет, лады? Спрашивай все, что будет непонятно, ведь тебе предстоит с нами на вызовы кататься. А там, как бы это не звучало шаблонно, любой пробел в твоих знаниях может сыграть фатальную роль.
— Да, я понимаю, — предельно серьезно кивнул подопечный, — и мне уже даже немного страшно осознавать свою отсталость...
— Не дрейфь, — улыбнулся я собеседнику, пробуя настроить его на позитивный лад. — Мы с Изюмом подстрахуем. Главное команд слушайся и не спорь, даже если тебе покажется, что ты лучше всех нас знаешь, как нужно поступить.
— С этим проблем не будет, обещаю! — клятвенно прижал руку к груди Умар. — И все-таки, возвращаясь к предыдущей теме. Что такое «якориться?»
— Хм… ну как тебе объяснить? Ты же имеешь представление о том, что именно живет в нас?
— Ну, относительное, если только… Нас учили, что с этой штукой ухо держать надо востро, но я и без того всегда чувствовал, как шевелятся волосы на затылке, когда оно меня подбивало на всякое…
— К сожалению, точнее тебе никто и не скажет, потому что природа этого дара остается нераскрытой. Однако чем бы это ни было, но оно толкает нас на совершение отвратительных вещей. Науськивает, будто дьявол на плече: «Убей, сломай, уничтожь, причини боль» и прочую мрачную херню. Это просто факт. Меня в учебке два с половиной года тренировали отличать мой внутренний голос от импульсов дара. И один из самых действенных методов прочистить себе мозги — это заглушить злой шепот чем-то хорошо знакомым и приятным.
— Э-э-э… и чем же? — скептически изогнул бровь Умар.
— Да чем угодно! Я вот, к примеру, жвачку жую. И до одури мятную обязательно. Когда от этого холодка аж череп ломить начинает, мысли как-то проясняются и сразу становится очевидно, где ты сам, а где обманчивые щупальца тьмы.
— Не думаю, что мне такое подойдет, — с сомнением покачал головой парень. — Я ни жевать не люблю, ни мяту.
— Да я ж тебе и не говорю, что ты прям должен за мной повторять! Вот смотри, напарник мой, допустим, тошнотворные папиросы курит. Я если рядом нахожусь, то это всё, атас. Вокруг такой едкий дым, будто «черемуху» пустили. У меня слезы бегут и кашель грудину рвет, а этому нормально, пыхтит, как ни в чем не бывало. Знаю ребят из соседних отделений, кто пузырчатой пленкой балуется для успокоения. Кто-то семечки щелкает и ест, а кто-то только шелуху снимает. Сам процесс им вкатывает. А один инквизитор, как я слышал, маринад огуречный хлещет прям из банки. Так что ты сам должен подобрать себе нечто эдакое, что тебя будет «приземлять» и позволять дистанцироваться от позывов дара. Понял?
— Ну да, звучит, вроде легко.
— Вот что тебе нравится? — закинул я удочку наудачу. — Может, какой-то вкус из детства?
— Да как-то не знаю, — неуверенно помялся Салманов. — Есть, конечно, свои предпочтения, но не так, чтобы прям «ВАУ!»
— Ну пусть не из еды, — продолжал допытываться я. — Что-нибудь свое предложи. Перед чем ты устоять не можешь?
— Честно? — мой собеседник полыхнул сильным смущением, что даже я уловил эту вспышку. — Перед красотками…
— Ты поосторожней с такими признаниями, — хохотнул я. — Понимаю, молодость, гормоны, но если прилипнет к тебе прозвище какое-нибудь типа Бабника или Палковводца, то до конца службы с ним жить придется. Станет тебе вместо позывного.
— Да? Учту, спасибо… — сразу же застеснялся Умар. — А у вас какой позывной?
— У меня Факел, — честно признался я. — А наш третий с тобой коллега, с которым тебе еще предстоит познакомиться, он Изюм.
— Дайте угадаю, Изюм, потому что фамилия Изюмов? — наудачу предположил паренек.
— Почти. Только не Изюмов, а Виноградов. Но на Винограда Макс совсем не тянет, ибо слишком старый. Поэтому Изюм.
— Ну а вы как свое прозвище заработали? — полюбопытствовал мой подопечный.
