Мне жаль, что все вышло именно так. Я наказала сама себя и также с лихвой наказала Доронина.

Может быть, Анфиска еще одно  наказание за глупость и трусость? Не знаю…

Но простить предательство у меня не было сил, даже несмотря на то, что где-то я сама подтолкнула его на тот путь. Когда Сашка приехал в Москву, я хотела его проигнорировать, точно решив, что пора отпустить произошедшее и его самого в первую очередь. Быть вместе равно мукам для обоих. Но он не хотел принять мое решение, сорвался, злился, попытался совершить то, о чем потом бы жалел. Это стало отправной точкой. Гранью, которую мы перешли в наших страданиях. Исправлять уже было нечего, мы все разрушили. Сами.

- Мариш, ты чего застыла? - Нонна касается моей руки, сводя черные бровки.

- Задумалась, - выдыхаю, - поздравляю еще раз, - сжимаю ножку бокала, - счастья вам.

- Спас-и-и-ибо.

Звон стекла и тихая музыка. Тепло, разливающееся по телу. Оглядываюсь по сторонам, замечая людей, ощущая бурлящую жизнь. Во мне она тоже кипит, эта жизнь, или же я вновь ее для себя придумываю.

До десяти мы сидим с Ноннкой, отмечаем ее предстоящее замужество, смеемся. Дома меня встречает Костя, которого я считаю другом. Хорошим, надежным другом. Прошло три года, но я так и не почувствовала в себе хоть чего-то похожего на любовь женщины к мужчине. Нет. Он это чувствует, я знаю. Возможно, вскоре все закончится, а пока мы отчаянно цепляемся друг за друга, погружаясь в комфорт и безопасность.

- Как посидели? - Костя помогает мне снять пиджак, вешая тот в шкаф.

- Отлично, - касаюсь губами шершавой щеки.

- Тебе тут Люба звонила.

- Люба? 

С Григорьевой мы до сих пор поддерживаем связь, но созваниваемся нечасто.

- Да. Просила перезвонить, как придешь. Чай будешь?

- Буду. Я тогда быстро ей звякну.

- Хорошо, буду ждать тебя на кухне.

Киваю и сажусь на пуф у стационарного телефона, набирая Любкин номер из записной книжки. После протяженных гудков Григорьева берет трубку. Ее сонный голос вводит меня в замешательство.

- Прости, у вас же сейчас часов пять, - прикусываю губу.

- Ага, - зевая, - хорошо, что сегодня воскресенье.

- Что-то случилось? Ты просила перезвонить.

- Да… я просто не знаю, в курсе ты или нет, но тут кое-что произошло.

- Что-то с бабушкой? – перестаю дышать, слегка подаваясь вперед, сжимая пальцами телефонный провод.

- Нет, с Вандой Витольдовной все хорошо, мама к ней вчера заходила. Тут в другом дело…

- Люба, не томи, что случилось?

- Анфиска беременна.

- Кто?

- Мартынова.

- Не думаю, что эта новость… - обрываю себя на полуслове. - От него? - шепотом.

- Да, от Доронина. Не знаю, может, не стоило мне, просто я подумала, что…

- Все нормально, - киваю, - все хорошо. Я за него рада. Ты прости, я тут только пришла, в душ хочу ужасно.

- Марин, ты…

- Извини, что разбудила. Пока, - нервно смеюсь и кладу трубку.

Доронин

- Саша! - мама взволнованно вошла в мой кабинет, на ее лице горела теплая улыбка. - Анфиса родила мальчика.

Я поднял взгляд и вмиг метнул его к окну. Как быстро летит время...

- Он такой крошечный, хороший, - присела на диван, продолжая глупо улыбаться.

От ее слов во мне ничего не дрогнуло, это была такая же обыденность, что и за тысячу дней до сегодня. Сбросив некое оцепенение, я лишь убрал в стол бумаги, потянувшись к виски.

- Ты останешься дома? – многозначительно взглянула на початую бутылку.

- А у меня есть надобность куда-то ехать?

- Ты должен.

- Я? Должен? Кажется, ты меня с кем-то перепутала.

- Ей нужна твоя поддержка, как бы ты к ней ни относился. И вообще, не важно, какие у тебя отношения с Анфисой, в первую очередь это твой ребенок. Слышишь меня?

- Ага, - киваю на автомате, делая глоток.

- Я тебя не так воспитывала, - мгновенный упрек летит мне прямо в лоб.

Мама раздраженно взмахивает рукой, продолжая прожигать меня взглядом.

- Ну, за наследника, - усмехаюсь, опустошая стакан.

- Значит, ты останешься здесь?

- Езжай домой, мам, - говорю спокойно и очень хочу, чтобы она наконец-то ушла.

- Ладно.

Каждое ее движение пропитано недовольством, но она, конечно, не озвучивает его словесно. Просто поднимается с дивана и выходит за дверь.

Наливаю еще и, не притронувшись к бокалу, приказываю подать машину.

В клинике тихо, слишком тихо. Коридоры пусты, словно все здесь вымерли. Правда, стоит мне об этом подумать, как Борисов, появившийся из-за угла, идет в мою сторону. Остановившись напротив, пожимает руку и самолично проводит в палату.

Анфиска лежит на полуприподнятой кровати с младенцем. Увидев меня, сильнее прижимает к себе ребенка, впечатываясь спиной в подушку.

- Александр Николаевич, если что, зови, кнопка вызова персонала на панели.

Указывает на пульт, лежащий на тумбочке, и спешно покидает пространство палаты.

Анфиска настороженно наблюдает за моими движениями, сохраняя на лице маску холоднокровия. Но стоит мне сделать еще шаг навстречу, и ее руки полностью закрывают от меня ребенка.

- Я тебе его не отдам, - наконец-то подает голос, - ни за что не отдам.

- Я не собираюсь его забирать, ты мать, - останавливаюсь совсем близко, а взгляд сам мгновенно приковывается к бледно-голубой пеленке, в которую завернут младенец.

- Тогда зачем ты пришел?

- Тупой вопрос.

- Ты правда его не отберешь?

- Правда.

- Хорошо, - кивает и нерешительно разжимает пальцы, предлагает мне взять его на руки. – Главное, придерживай ему голову, - широко улыбается, подаваясь вперед.

Ощущаю под ладонями этот теплый завернутый в пеленки комок, и дыхание замирает. Легкая дрожь, зародившаяся в пальцах, пронзает все тело. Перекладываю его на левое предплечье и осторожно убираю кусок ткани от маленького личика, а нос –пуговка привередливо морщится.

- Он такой хороший, правда?

Анфиска вновь подает голос, но у меня в горле встал огромный сухой ком, не позволяющий дать ей сразу хоть какой-то ответ. Лишь киваю, продолжая смотреть на ребенка.

У него длинные реснички и пухлые щеки, делающие его похожим на хомяка.

- Я думала, как его назвать. Может быть, Игнат?