Дневальный — один из тех, кто никогда не унывает, — ответил замогильным шепотом:

— Ордынцев.

(Это была фамилия погибшего водолаза.)

— Ай! — в ужасе вскрикнул Толик.

Матросы повскакивали.

— Что такое? — рыкнул мичман Макуха, который ночевал в эту ночь вместе с ребятами.

— Леший его знал! — оправдывался дневальный, и сам напуганный криком Толика. — Орет как недорезанный.

Нервно вздрагивая, Толик накинул на плечи шинель и вышел из кубрика. Через мгновение раздался душераздирающий, дикий вопль.

Матросы бросились в коридор, включили свет.

Толик, побледневший до синевы, стоял у стенки. Зубы его стучали...

В маленьком коридорчике, где свет был выключен, Толик сам прихлопнул дверью полу своей шинели, и ему померещилось, что кто-то схватил его сзади. Толик заорал.

— Черт знает что! — ворчал мичман Макуха. — Набрали мальков — и майся с ними! Ну, водолаз пошел! — сокрушенно покачал головой. — Измельчал водолаз вконец! Детсад!

— У нас случай был, — начал Женька Бабкин, подтягивая кальсоны. — Поспорил один: ночью на кладбище в крест гвоздь вбить. Забил. Да невзначай полу свою пригвоздил: ветер был. Уходить собрался, дерг — не пускает! Смекнул: покойник держит — и... помер со страху.

— Прекратить разговоры! — рассвирепел мичман. — Марш спать!

Потом, зябко кутаясь в одеяло, Толик шептал:

— Боюсь, Федя. Завтра мне в воду.

— Не дрейфь, я на шланг-сигнал встану.

Толик долго и тяжело вздыхал.

Утром, еле живой, он стоял на трапе.

— Давай я пойду? — предложил Федор, перед тем как надеть на друга шлем. — Скажи, что насморк.

— Нет, как нарочно, нету, — тяжело вздохнул Толик и потянул носом. Обреченно сказал: — Надевай.

Ушел под воду.

Через несколько минут телефонист испуганно приказал Федору: немедленно вытаскивать Малахова.

Срывая ногти, Федор выбрал шланг-сигнал и вытащил Толика на трап. Открутил иллюминатор, тревожно заглянул в шлем, увидел белое лицо друга.

— Что?

— Не знаю, — загнанно дышал Толик. — Что-то страшное лезло в иллюминатор.

Из воды Бабкин по телефону, давясь со смеху, сообщил, что к Толику пристал пинагор — рыба глупая и уродливая, вдобавок намотавшая на себя водоросли.

— Вылазь! — раскипятился мичман Макуха. — Маета с тобою! Пугаешь, чтоб тебя!

— Не вылезу! — внезапно обозлился Толик и еще больше побледнел. — Закрывайте иллюминатор! Кричите тут... под руку.

И снова пошел под воду.

Мичман оторопело глядел на пузыри. Почесал увесистый подбородок.

— Напористый. Гляди и настоящий водолаз выйдет.

Заслужить эту похвалу у мичмана Макухи было нелегко. Федор помнил, как Макуха обходил строй, когда ребята прибыли на Север.

В потертом кителе, с позеленевшими от времени шевронами на рукаве за сверхсрочную службу, грузный, коренастый, мичман торжественно двигался вдоль строя. Лицо его, продубленное полярными ветрами, было темно-бурым, а нос (настоящий румпель!) был сизым от чего угодно, только не от мороза.

Но самым примечательным на лице старого служаки были глаза. Серо-зеленые, маленькие и чистые-чистые, будто две капли морской воды налиты в покрасневшие от "норда" веки. Цепкие и внимательные, они быстро обегали матроса с головы до ног, замечая недостатки в обмундировании, возвращались к лицу и несколько секунд изучали его. Федору показалось, что вот окинул его взглядом мичман — и уже знает о нем все.

Остановившись против Толика, мичман оглядел его тонкую шею, наивно торчащую из широкого матросского гюйса, и спросил неуверенно:

— Ты что, тоже водолаз?

— Водолаз, — смутился Толик.

— Гм... — озадаченно крякнул мичман. — И сибиряк?

— Сибиряк, — совсем тихо ответил Толик.

— Что же это такое! — обиженно воскликнул Макуха, неизвестно к кому обращаясь. — Как это понимать?

— В прямом смысле, — пролепетал Толик и этим окончательно сразил мичмана.

Макуха только руками развел.

Как-то потом мичман рассказывал: "Имел я дружка-сибиряка. Был случай, он двадцать пудов поднял. Водки литр выпьет — и ни в одном глазу! Вот это верно сибиряк! А тут..."

И стал мичман придерживать Толика наверху, не пускать в воду. Толик терпел. А потом вручил Макухе свидетельство об окончании водолазной школы, где красовались одни "отлично", и насел:

— Я зачем в школе учился? Чтобы все время плетенки к калошам плести? На телефоне сидеть? Почему в воду не пускаете? Если хотите знать, я повыносливее других!

Мичман повертел, повертел свидетельство, полюбовался на пятерки и сдался: "Валяй!"

С тех пор Толик ходит в воду наравне с другими.

По мнению ребят, мичман Макуха был "зануда" и "придира". Придирался ко всему: и шланг-то плохо скручен в бухту, и пуговицы-то на шинели плохо надраены, и козыряешь вяло, и на палубу плюнул.

И чего ему надо?! Перед офицерами тянется в струнку. Вот служака!

Прав Демыкин: если Макуха невзлюбит — съест. Спрашивается, за что вкатил Федору два наряда вне очереди? За поганый золотник. Собирался тогда Федор под воду, а клапан в шлеме не проверил.

— Матрос Черданцев, почему не проверили золотник? — углядел Макуха.

— Чего ему сделается, он железный, — попытался отшутится Федор.

— По правилам водолазной службы вы обязаны проверять его перед каждым спуском.

"Началось, — подумал Федор. — Уставоед". А вслух сказал:

— От нечего делать проверять его, что ли?

— Прекратить разговоры! Проверить золотник! А за нерадивость и пререкания наряд вне очереди!

— Есть!

— Встаньте и повторите, как положено!

— Я сказал: есть, — неохотно поднялся с корточек Федор (он уже проверял клапан). — И я же проверяю, вы видите.

— Повторить приказание! — Голос мичмана затвердел.

— Есть проверить золотник и наряд вне очереди! — дурашливо громко повторил Федор и издевательски вежливо спросил: — Теперь вы довольны?

— Два наряда вне очереди! — отрубил мичман.

— Есть два наряда вне очереди! — вызывающе отчеканил Федор, дерзко глядя прямо в глаза мичмана, и про себя шептал: "Служака! Обрубок пенькового конца! "Повторите приказание!"

И вдруг Федор понял по тому, как потемнели глаза мичмана, что тот читает его мысли.

Макуха круто повернулся и ушел.

В