В ряде других современных и более поздних свидетельств второй половины XV и первой половины XVI в. по-разному определялся возраст Жанны во время процесса в Руане — 22, 24 и даже 28 лет, но в любом случае относят дату ее рождения ранее 1412 г.

До сих пор речь шла преимущественно о двух процессах Жанны — руанском процессе и процессе реабилитации. Но им предшествовал еще один процесс, точнее, расследование, произведенное в Пуатье по приказу Карла VII, почти сразу после появления Жанны при дворе, видными сановниками церкви и советниками парламента. В Домреми были посланы монахи, чтобы выяснить обстоятельства, связанные с детством Жанны. Результаты следствия составили знаменитую «Книгу Пуатье», содержание которой не было обнародовано и которая не использовалась ни во время процесса в Руане, ни — что особенно примечательно — во время процесса реабилитации. На основании каких-то неизвестных нам мотивов первоначально скептически настроенная комиссия, проводившая следствие, пришла к выводу, что Жанна заслуживает доверия. По средневековым представлениям лишь девственницу господь мог избрать для осуществления своей воли и только ее не может сделать своим орудием дьявол. Поэтому Жанну подвергли обследованию уполномоченными на это матронами. Это были две королевы — Мария Анжуйская, королева Франции, и ее мать королева Иоланта Арагонская, которая оказывала большое влияние на слабовольного Карла VH и которую считают главным организатором плана превращения Жанны в избавительницу страны от англичан. Надо только представить сословные различия в средневековом обществе, чтобы понять — честь, которой удостоилась Жанна, не могла быть оказана простой пастушке.

Жанна неизменно называла себя не Жанной д’Арк, а Девой Жанной. При допросе 21 февраля 1431 г. она заявила, что там, где она родилась, ее звали Жаннетой, во Франции — Жанной, а своего прозвища или своей фамилии она не знает. Если речь шла действительно о фамилии, то это могло означать, что Орлеанская дева явно не желала называть себя Жанной д’Арк. Лишь через месяц с лишним, 24 марта, Жанна один раз заявила, что ее отцом являлся Жак д’Арк, а матерью — Изабелла Роме. Однако это был единственный день, когда допрос велся неофициально и Жанна не присягала давать правдивые показания. К тому же Жанна могла называть отцом и матерью своих приемных родителей. Фамилию Жанны не называли и на процессе реабилитации. Нет ли здесь «хорошо организованного заговора молчания»? Даже сторонники традиционной версии признают, что называть Орлеанскую деву Жанной д’Арк стали только со второй половины XVI в.[40]

Обращает на себя внимание и такой момент. Ко двору Карла не раз являлись лица, утверждавшие, будто они посланы провидением. Но только Жанна отправилась ко двору за счет королевской казны, ее сопровождал специальный вооруженный эскорт.

Существует рассказ, будто после прибытия ко двору Жанну пытались обмануть, выдав за короля другое лицо (графа де Клермона). Однако Жанна сразу же опознала стоявшего в толпе придворных Карла VII и обратилась прямо к нему. Как она могла узнать его, если ей заранее не описали внешность короля? Что могла сообщить королю Жанна при первом их свидании? Ответ на этот вопрос не дали ни современники, ни историки — сторонники традиционной версии вплоть до авторов новейших работ[41]. Жанна объявила королю, что именно она является незаконным ребенком их матери. Это и было государственным секретом, которого приказал не касаться великий инквизитор Франции Жан Бреал на процессе реабилитации.

Интересно отметить, что отец и мать Жанны д’Арк, видимо, не были приглашены на коронацию в Реймсе, которая стала возможной благодаря подвигам их дочери, хотя Жак д’Арк и Изабелла Роме предпринимали туда поездки по куда меньшим поводам. Оба они не установили связей с Жанной, когда она была ранена. Сохранились письма Жанны различным лицам — англичанам, герцогу Филиппу Бургундскому, графу Арманьяку, жителям Тура, Реймса, Турне и других городов, даже чешским гуситам — и ни одного к тем, кого считают ее родителями (неправдоподобно, чтобы они не сохранили писем своей знаменитой дочери, если бы их получили). После своего отъезда из Домреми Жанна как будто полностью порвала всякие связи с четой д’Арк. Правда, братья д’Арк ее сопровождали, но очевидно, что она не делилась с ними своими планами; не сохранилось ни одного слова, адресованного им. Братья д’Арк следовали за ней только как слуги.

Все поступки Жанны указывают на длительную подготовку к ее будущей миссии, на знание политической ситуации, обстановки при дворе Карла VII. «Голоса» святых — это указания тех лиц, которые вели эту подготовку. Граф Дюнуа, незаконный сын герцога Людовика Орлеанского, осажденный англичанами в Орлеане, заявил своим воинам 12 февраля 1429 г.: ему предсказали, что город будет спасен «Девой, явившейся с лотарингской границы». Между тем лишь 23 февраля Жанна отправилась к королевскому двору. Дюнуа мог сделать это предсказание только в том случае, если появление Орлеанской девы было заранее предусмотрено окружением Карла VII.

Обращает на себя внимание образованность Жанны. Она была знакома с обычаями двора, с политикой, обучена географии, военному делу, верховой езде. Будучи родом из Лотарингии, Жанна изъяснялась не на местном диалекте, без всякого акцента говорила по-французски. Французский же язык начал распространяться в Лотарингии только в XVII в., т. е. через двести лет после смерти Жанны. Она говорила по-французски настолько чисто, что, когда один из членов судившего ее трибунала, доминиканский монах из Лиможа, спросил, на каком языке вещали ей «голоса» (голоса святых Екатерины и Маргариты), Орлеанская дева могла ответить:

— На лучшем французском языке, чем ваш! (Жанна имела в виду вычурную манеру разговора, свойственную этому доминиканцу).

Неясным остается вопрос, знала ли Жанна грамоту, умела ли читать или тем более писать. В протоколах руанского процесса утверждается, что она была неграмотной. Но некоторые историки склонны понимать эти слова не буквально, а в том смысле, что Дева была лишена придворного воспитания. У нее спрашивали, как сообщали «голоса» свою волю — устно или письменно, т. е. задавали вопрос, предполагающий, что Дева умела читать. Она не ответила, попросив отсрочки на восемь дней. В другом ее ответе встречается выражение: «не написала и не приказала написать». Сохранились оригиналы пяти писем, причем три из них (к жителям Реймса и Риома) подписаны ею. Исправления, внесенные в текст двух из этих последних писем, могут навести на мысль, что они были сделаны Жанной. Можно привести и другие подобные свидетельства источников, как будто подтверждающие, что Жанна могла читать и