обнимаю деревья: прижмусь ухом и слушаю, что там внутри. Сейчас я зачем-то взяла голубой том Куприна, открыла, прочитала: «…И так как у Ромашова была немножко смешная, наивная привычка, часто свойственная очень молодым людям, думать о самом себе в третьем лице, словами шаблонных романов, то и теперь он произнес внутренне: „Его добрые, выразительные глаза подернулись облаком грусти…“»… Закрыла «Поединок», положила том в стопку, к остальным томам, встала на колени, положила голову на Куприна и стала слушать Куприна, как дерево.

…Больничная палата. Вокруг сердечные мониторы, кислородные баллоны, капельницы. Я кричу: «Моя мама здесь, она молодая, спасите ее!» Выхожу в больничный коридор, отец лежит в коридоре, ему нужен аппарат ИВЛ, но ИВЛ на всех не хватает, врач говорит: «Мне самому нужен ИВЛ», отец задыхается, я соскальзываю в темноту и слышу: «Я выиграл — и привез тебе подарок».

Это Маратик. Маратик стучал в окно и говорил: «Я выиграл — и привез тебе подарок». А я, оказывается, заснула, сидя на полу, головой на голубом Куприне.

— Ты самая приятная компания, в которой я могу самоизолироваться, — привычно натягивая на себя мой розовый халат, объяснил Маратик. — Давай сразу договоримся: в магазин ходишь ты, в маске и перчатках.

— А ты? Ты боишься заболеть?

— Я?.. Я не заболею, — высокомерно хмыкнул Маратик. — Я хочу, чтобы ты ходила в магазин, потому что мне самому лень.

30 МАРТА. БОРДОВЫЙ ТОЛСТОЙ

Цитата дня:

— Я? ты находишь? Я не странная, но я дурная. Это бывает со мной. Мне все хочется плакать. Это очень глупо, но это проходит, — сказала быстро Анна и нагнула покрасневшее лицо к игрушечному мешочку, в который она укладывала ночной чепчик и батистовые платки.

«Анна Каренина»

v сатурация — 98

v авантюристов на моей жилплощади — один

Маратик приехал на грузовичке. Привез книжные стеллажи, сумку и два пакета. Стеллажи — подарок мне. Выиграл в покер и купил стеллажи на Авито. В сумке его вещи, в пакете запас шоколадных батончиков и чипсов, в другом пакете маски, садовые перчатки, термометр, пульсоксиметр.

Пульсоксиметр — прибор для измерения сатурации. Сатурация — содержание кислорода в крови. Маратик сказал, что это необходимая вещь при эпидемии: если здоров, то сатурация 99 или 98, в крайнем случае 97. Маратик странный: не верит в вирус, смеется над моими страхами, при этом собирается измерять себе и мне температуру и сатурацию.

Мы разделили стулья: каждому из нас принадлежит по два стула. На спинку стула можно вешать одежду, на сиденье складывать. Разделили диван: на половине Маратика клубок из пледа и простыней, моя половина дивана застелена идеально, без единой складочки.

Со своей стороны дивана Маратик поставил тумбочку, на тумбочке чипсы и шоколадные батончики, а я со своей стороны дивана поставила шкафчик. В шкафчике мои любимые книги из тех, что нашлись в чемодане: «Ночь нежна», «Черный принц» «Возвращение в Брайдсхед», «Обещание на рассвете». А также мои запасные книги: это книги, которые я ужасно хочу перечитать, но откладываю на потом, как собака зарывает косточку, чтобы когда-нибудь откопать и перечитать: «Обрыв», «Записки Пиквикского клуба», «Убийство викария», «Сандро из Чигема», «Сто лет одиночества»… и «Двадцать лет спустя», почему бы и нет?.. Иркина квартира потихоньку превращается в мой дом.

…Не хочется думать о том, что у Маратика на тумбочке чипсы. Я понимаю, что нормальные люди живут в беспорядке, а не организовывают мир вокруг себя, как я. Но чипсы?..

Не буду думать о том, что Маратик собирается есть чипсы в кровати. То есть на диване, но все равно — он собирается есть в кровати?! Не буду об этом думать.

К вечеру вещи Маратика, которые я аккуратно сложила на стульях, сами собой перекочевали на пол и улеглись там кучами. Это проблема. Я не могу жить в беспорядке, не могу видеть несимметричное, люблю пустые поверхности, всегда все запихиваю в ящики. Я не псих и не лезу в гостях в чужие шкафы, чтобы сложить белье в идеальные стопки, не бросаюсь в спальню хозяев и не собираю одежду с пола, не расставляю на чужих кухнях чашки идеальными рядами, но у меня дома, на моей территории, все должно быть идеально. Как я смогу жить в этом бардаке, чипсах и шоколадках?!

Я мучилась этим вопросом до ночи, а когда мы легли спать, Маратик на своей половине дивана с пакетом чипсов, а я на своей, вопрос решился сам собой: легко. Я легко смогу жить в бардаке. Главное — решить, что я всего этого не вижу. Не вижу клубка простыней на другой половине дивана, не вижу куч одежды на полу и чипсов не вижу. И крошки от чипсов меня не раздражают. Я же не псих и не требую симметрии от мира в целом.

— Слушай, балда, а ты понимаешь, что у тебя в руках золотая жила? …Думай, балда!.. Ладно, дядя думает за тебя. Мы с тобой — где? Оглянись! Мы на Рубинштейна, самой модной улице города. В Довлатовском доме. На Рубинштейна — что? В Довлатовском доме — что?.. Правильно, поток туристов. У нас помещение на первом этаже. Вход к нам прямо с улицы. С улицы — прямо к нам, в зал с камином. Понимаешь, балда?.. Я буду называть тебя балдой, это теперь твое имя.

Маратик лежал рядом, жевал чипсы и шоколадные батончики и рассуждал: у нас в руках золотая жила — помещение с камином на первом этаже на самой модной улице города.

Я все еще не понимала: и что? Помещение можно сдавать в аренду. Когда закончится карантин, конечно.

— Давай играть, — сказал Маратик.

Маратик-Карлсон, взялся неизвестно откуда, прилетел к одинокому Малышу и говорит: «Давай играть». Карлсон, между прочим, еще более одинок, чем одинокий Малыш, они оба самые одинокие на свете.

— Во что играть?

— Ну, не в покер же с тобой играть и не в доктора. Давай играть в магазин. Не зря же я тут с тобой корячился, книги в такси грузил, до сих пор спина болит и хвост отваливается, теперь давай играть! Предлагаю играть, что у нас книжная лавка. У нас в руках золотая жила. …У нас камин, — значительно сказал Маратик. — Камин принесет нам успех. Кресла также принесут нам успех. Покупатели скажут: «Ах, какая прелесть посидеть с книгой у камина в Довлатовском доме», усядутся с книгой в розовое кресло или в зеленое. Голубое кресло будет