Шрифт:
Закладка:
Друзья наши книги – культурный фундамент нации. Дикое засорение родного языка чужеродными словечками – прямое следствие небрежения к его истокам и шедеврам. Так же, как и вопиющая безграмотность устной речи и, особенно, переписки в социальных сетях. Еще одна печальная особенность нынешнего интеллектуального пространства – практически полное забвение русского фольклора. Мы, дети тридцатых годов, жили в атмосфере народных песен, сказок, пословиц и поговорок. Весь богатейший пласт народной словесной мудрости сейчас, увы, исчезает. Все это не что иное, как агрессия в отношении духовного стержня национальной идентичности – русского языка. Народная песня практически исчезла из телевизионного эфира.
Его замусорили иноязычные произведения. Дошло до того, что в конкурсе «Голос. Дети» очаровательная малышка старается, вытаращив глазенки, петь на английском языке! А спросить ее, знает ли она «Одеяло убежало…», «Наша Таня горько плачет…», «Муху-цокотуху?» Ужасно! Зачем мы юное поколение практически сознательно отваживаем от исторических корней русской идентичности? Не поступаемся ли мы своей национальной гордостью? Еще раз повторю. Россия обречена идти своей дорогой. Отличной от дороги англосаксонского мира. Уже сейчас очень многие, в том числе и на Западе, начинают сомневаться в целесообразности «глобализации» матушки-Земли. Очень надеюсь, что принимаемые сейчас поправки к Конституции РФ выправят эти перекосы. Вернут уважение к нашему «великому и могучему», и наши молодые журналисты перестанут щеголять лайфхаками, краундсорсингами и прочими фастфудами. В мое время это справедливо звали низкопоклонством.
Каникулы после первого класса я проводил дома. Играл во дворе с мальчишками и девчонками в «салки», «стой!» (это когда после броска мяча вверх все разбегаются, а тот, кто «водит», ловит мяч, кричит «стой!», все замирают, а он старается попасть мячом в любого, чтобы его «выбить»), и конечно в прятки! У нас, первоклашек, была своя дружная компания. До войны все дворы были огорожены. Заборы исчезли позже, в войну, когда их разобрали на дрова. Поэтому родители спокойно выпускали играть во двор даже малышей. Посторонние во дворы практически не заходили, да к тому же тогда преступлений против детей практически не было в силу большой строгости наказаний. Да и нравственный климат тогда был иным. Слово «педофилия» в лексиконе советских людей отсутствовало.
В мае 1941 года я отличником окончил второй класс. Папа решил сделать мне подарок. За хорошую работу его премировали путевкой для сына в знаменитый пионерлагерь Артек. Смена в лагере начиналась в середине июня.
Мама, папа и бабушка, волнуясь и споря, собирали Вовчику чемодан. Главным «укладывающим» выступал папа. Именно от его аккуратной манеры я научился паковать вещи на всю свою взрослую жизнь. А попутешествовать по белу свету довелось немало. Отряд малышей (мне было 9 лет) выстроился на перроне Курского вокзала. Родители волновались больше нас. А мы уже мечтали о Крыме, море и Артеке!
Почему-то дорогу из Москвы до Симферополя, да и сам лагерь я почти не запомнил. Мы приехали в Артек числа 19 июня, едва успели разместиться в палатах и только-только стали привыкать к распорядку. Даже купаться в море нас еще не водили. И вдруг вожатые забегали: «Война»! 22-го фашисты напали на СССР.
Всех ребят первой смены нужно было срочно эвакуировать. Паники не было, но тревога взрослых передалась и нам. Почему-то вспоминаю, как нас быстро-быстро посадили в вагоны поезда в Симферополе, сунув наскоро каждому какую-то еду на дорогу. Слава Богу, состав наш по дороге в Москву не бомбили. Перепуганные вожатые особо за нами не следили, в результате мы объедались выданной нам сгущенкой, конечно не понимая, что теперь мы ее долго-долго не увидим и не попробуем. Так для меня закончился, не начавшись, Артек.
Москва встретила нас притихшей и сразу насторожившейся. В военкоматах срочно шел призыв, стояли очереди – многие приходили туда добровольно.
Отец был мобилизован по месту работы. На нем, как и на других руководителях комбината, лежала большая ответственность за снабжение Москвы, армии и правительства страны продукцией. И это в условиях военного времени, с нарушенными поставками сырья, дефицита электроэнергии и топлива. Чтобы обеспечить строжайшую дисциплину (за воровство расстреливали), работу в три смены и контроль за возможными диверсиями, на комбинате и на других крупных предприятиях Москвы руководство было обязано не покидать свои рабочие места круглосуточно. Отпускали домой редко и ненадолго. Хорошо еще папа смог встретить меня на Курском вокзале и отвести домой. Мама была целиком занята грудным ребенком, моим братиком Павлом. Война диктовала свои правила жизни. По городу пошли слухи о возможных бомбардировках. На улицах и скверах появились группы девушек в военной форме. На привязи у них шевелились большие серебристые «рыбы» – аэростаты воздушного заграждения. Кое-где рыли окопы и устанавливали зенитки. Москва готовилась к воздушным налетам фашистов.
Во дворах жилых домов жители копали так называемые «щели», так окрестил народ двухметровой глубины окопчики с легкими перекрытиями-накатами из бревнышек. Кое-кто посмеивался, оказалось – напрасно, у нас эта щель людей спасла.
Еще очень полезными оказались наклейки крест на крест из бумажных полосок на окнах. Выбитое взрывной волной стекло не разлетается на опасные осколки. Сильная воздушная волна выдавливает стекло как бы целиком, или крупными, менее травмоопасными, частями.
Пока еще оставались в семьях запасы муки, разводили мучной клейстер, которым и мазали вырезанные в основном из газет полосы. Их лепили на окна. А сами окна тщательно завешивали шторами, или приспосабливали что-нибудь другое, тоже светонепроницаемое. По улицам ходили патрули и смотрели, нет ли где щелок, пропускающих свет. За нарушение штрафовали. Этим Москва защищала себя от прицельного бомбометания во время ночных немецких налетов. Я тоже помогал маме и бабушке, разрезая на полоски газетные листы. Самодельной кистью из ниток мы их мазали мучным клеем и приклеивали к стеклам.
Спешно велись работы по маскировке наиболее важных зданий. Кремлевские звезды укрыли брезентом, золотые купола соборов закрасили в камуфляжные тона. Мавзолей Ленина был закрыт щитами, здесь, и для маскировки других правительственных зданий, использовались маскировочные сетки. На Москве-реке установили платформы с макетами зданий. Асфальт улиц и дорожек скверов был разрисован под крыши домов и кроны деревьев. Все это должно было сбивать с толку немецких пилотов, сбрасывающих на город осветительные ракеты.
Конечно, всего этого я тогда видеть не мог – у нас в переулке все
