Я решил рискнуть:

— Как насчёт свидания?

— Неожиданно… Я думала, ты, ну, знаешь, любишь эти…

Со скучающим выражением лица я выдохнул через сомкнутые губы. Когда я пересказывал свою версию событий вечера пятницы, специально подробно разъяснил, как оказался в магазине и что не собирался ничего приобретать с тех злополучных полок. Но, видимо, так просто от этого теперь не отмыться.

Вдоволь насладившись моей реакцией, Инга подняла раскрытые ладони:

— Ладно-ладно, прости. Не смогла удержаться. Так свидание — это условие? Ну, для того, чтобы ты перестал секретничать.

— Как-то не очень звучит. Я, конечно, хотел бы что-нибудь пообещать, повысив свои шансы, но… Нет, это не условие.

— Хороший ответ… Но раз уж мы об этом: Юля тебе не рассказывала, какой у меня взгляд на отношения? Она вообще что-нибудь рассказывала?

— Только, что ты творческая личность. За ту пару минут, что мы обсуждали тебя по пути в кафе, она даже твоего имени назвать не успела.

— Так даже интереснее, — её глаза заблестели озорством. Инга откинулась на спинку дивана и положила ногу на ногу. Юбка сползла по её бедру оголив коленку. — А вот у меня есть условие. Расскажи обо мне — и я подумаю о свидании.

— Да я как бы… Только что рассказал всё, что знал.

— Не-е-ет, ты не понял. Ты же, как Юля, учишься на психолога, так? За время общения со мной должен был сложить какое-то впечатление. Где-то что-то подметить, где-то угадать.

Старые добрые разговоры из категории «тыжпсихолог». Вот так люди смотрят сериалы о всяких Кэлах Лайтманах, современных Шерлоках Холмсах и прочих гениальных разоблачителях, а потом ждут такого же мгновенного анализа поведения и личности от всех, кто «в теме».

Я спросил:

— А Юля, например, что-нибудь угадывала?

Инга задумчиво отвела взгляд:

— Не помню… Кажется, у неё это не очень получалось.

— Ясно. Понимаешь, дело в том, что мы учимся на клинических психологов. Это не про угадывание. Это, скорее, про диагностику и соответствующую помощь.

— Вот как… — Инга выпятила губы, показывая разочарование. — Просто я думала, в это направление идут те, кто в принципе хорошо разбирается в людях.

— Ну, ещё в школе я думал, что разбираюсь.

— А потом что-то изменилось?

— Теперь мне кажется, люди понятия не имеют, что происходит в их собственных головах. А «угадывать», что происходит в чужих, — дело совсем неблагодарное.

— Понятненько… Получается, ты не можешь выполнить моё условие?

— Да как бы… Ладно. Хочешь услышать что-нибудь про себя? Окей, давай попробуем. — Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. — Итак. Ты нуждаешься в том, чтобы тобой восхищались. Ты достаточно самокритична. У тебя есть скрытые возможности, которые ты всё никак не применишь. Личные слабости тоже присутствуют. Ты дисциплинирована, с виду уверена, но на самом деле склонна волноваться, тебя часто охватывают серьёзные сомнения в верности принятых решений. В жизни ты отдаёшь преимущество разнообразию, ограничения вызывают у тебя возмущение. Также ты гордишься тем, что мыслишь независимо, и не соглашаешься с чужими суждениями без достаточных доказательств. У тебя изменчивое настроение: иногда ты приветлива и дружелюбна, а иногда осторожна и сдержана. Некоторые из твоих стремлений весьма нереалистичны. Одна из главных целей, хотя ты и не всегда это признаёшь, — стабильность… Ну что? Есть совпадения?

— Вау-у-у! — протянула Инга. — Ты угадал всё, ну, или почти всё. Обалдеть…

— Значит, свидание?

— Однозначно.

— Не передумаешь?

— Нет.

— Отлично… Это был вольный пересказ текста из эксперимента Бертрама Форера. В сороковых годах он провёл личностный тест для своих студентов. Но вместо настоящей характеристики дал всем одинаковый текст, скопированный из астрологической колонки в газете. После чего попросил их оценить соответствие описания их личности по пятибалльной шкале. Средней оценкой по итогу было что-то вроде 4,2.

Инга несколько секунд молча смотрела на меня, хлопая глазами.

— Так это из астрологический колонки?

— Угу.

И тут она расхохоталась.

— Боже… Ты меня подловил! Круто!.. И ты помнишь всё это наизусть?

— Стыдно признаться, но запоминал как раз для таких случаев. Правда, случай нашёлся впервые.

Кажется, после этого момента мы перестали играть в перетягивание каната, и оставшееся время прошло в более непринуждённой обстановке. Мы ещё с час посидели в кафе, пообсуждали книги известных психологов и прочие отстранённые темы. Потом мы договорились встретиться в выходные и, обменявшись контактами, разошлись.

* * *

Начавшаяся с такого насыщенного понедельника неделя выдалась не менее наполненной. Но при этом без каких-либо происшествий и прочих внезапных поворотов.

Я готовился и сдавал зачёты, в экстренном порядке дописывал курсовую работу, следил за графиками на валютном рынке. Радар меня не беспокоил, ночной жор о себе не напоминал и на подозрительных личностей я не натыкался. Из необычного — разве что поведение Юли, которая после встречи в понедельник стала подозрительно холодной. Возможно, они с Алексеем всё-таки пришли некоему соглашению по поводу меня. Но в запаре с зачётами и беготне по универу я даже и не успевал подумать о том, чтобы прояснить этот момент.

Единственное, на что я сумел выделить время среди всех неотложных дел, — это на изучение интерфейса и сверхспособностей. Во-первых, для лёгкости бытия, а также удобства записи глуповатых подсчётов в блокнотике, я присвоил обоим видам энергии буквенные обозначения. Просто энергия — «В» («выносливость» или вроде того), сверхэнергия, расходующаяся на способности, — «М» (ну конечно же «мана»!). Теперь так их и кличу.

Затем одним относительно незагруженным вечером я выбрался на «полевые испытания». Как истинный комиксный герой, я нашёл полуразрушенный склад, чтобы в полной мере протестировать там способности.

Первым стало усиление. Оно действовало на всё тело, что позволяло не только поднимать большие веса, но и, например, высоко прыгать. Проявление этой способности напрямую зависело от степени напряжения. Чем больше усилий я вкладывал в какое-либо движение, тем ощутимее был результат.

Но одновременно с прогрессом в силовых показателях росло и потребление М. Я мог тратить энергию по чуть-чуть, на несложные действия, но также мог разом сжечь весь запас, на мгновение оторвав от пола какую-нибудь непомерную тяжесть. Та же самая закономерность работала с прыжками и со всем остальным. Правда, проверять максимально возможную высоту прыжка я не стал — побоялся покалечиться при приземлении.

К тому моменту, когда я вдоволь наигрался с усилением, М у меня почти не осталось. На последние крохи я проверил «броневой режим». Всё тело снова будто покрылось толстой мозолью, под грузом паранормального веса я замедлился и стал неповоротливым. Особого энтузиазма прыгать с большой высоты или биться головой об стенку у меня не было. Поэтому я лениво потыкал