– Что такое? – крикнула та в ответ из кухни.

– Принеси, пожалуйста, молоко из холодильника.

– Сейчас, – отозвалась она и через несколько секунд вошла в ванну с пакетом молока и хитрой улыбкой в арсенале. – Держите.

– Спасибо, – выхватила пакет, подзатыльником заставила стоящего рядом амбала сложиться пополам.

Аккуратно наливала в ладонь молоко и размазывала по лицу парня.

Я уж и забыла, когда последний раз так мыла чьё-то лицо. Сын уже вырос из несамостоятельного возраста.

– Кайф! – пыхтел довольно Вяземский. – Круче секса, честное слово.

– Угу, наслаждайся, – припечатала очередную пригоршню молока ему в морду.

– Ну, я пойду, наверное, – снова появилась Света в дверном проеме в этот раз уже в пальто и с сумочкой в руке.

– Ты куда? – округлились мои глаза. – Мы же только начали.

– А кончишь ты уже без моей помощи, – поиграла она бровями и многозначительно посмотрела на задницу парня, которого я умывала.

– Света… – сузила я предупреждающе глаза.

– Всё-всё! – затанцевала она на месте. – Я ушла, меня нет. Пока, дорогая, и еще раз поздравляю с началом новой жизни.

Всем своим видом попыталась выразить тонну непечатного мата, но Света, все равно, выбежала из квартиры, хлопнув на прощание дверью.

В сердцах ответила парню подзатыльник

– Наклонись ниже. Я пытаюсь глаза тебе помыть, а не себе подмышки, – рявкнула на него и мыла его глаза до тех пор, пока молоко совсем не кончилось.

– Дальше что? – спросил он, выпрямившись, пока я аккуратно прислоняла полотенце к его лицу, чтобы не раздражать активным трением ожоги. – Сметана? Взбитые сливки?

В коридоре хлопнула дверь.

– Мне конец! – шепнула я, глядя в заплывшие глаза нахала.

– Мам, ты дома? – послышался голос сына из прихожей.

– Мам?! – выдохнул Вяземский вопросительно. – У тебя есть ребенок?!

– Заткнись! – шикнула я и накрыла его рот ладонью, лихорадочно пытаясь сообразить, как выйти из безвыходной ситуации.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Глаза, как бешеные тараканы, бегали по кафельной стене ванной комнаты, словно там, в швах, был начертан выход из сложившейся ситуации.

– Я в ванной, Саш. Сейчас выйду, – крикнула так, чтобы голос казался спокойным, расслабленным, чтобы никому в голову не пришло, что я прямо сейчас зажимаю ладонью рот абсолютно голому парню.

– Гмгм! Гм! – возмущенно слюнявил мне ладонь Вяземский, который больше походил на голого крота, которого каким-то образом занесло в мою нору.

– Заткнись! – шикнула я на него. Свободной рукой включила воду в раковине и прошипела. – Стой здесь, и чтобы ни звука. Я отвлеку сына. Понял?

– Угу, – после секундного замешательства кивнул парень.

Настороженно отняла ладонь от его рта, но, к счастью, парень оказался не совсем идиотом, продолжив стоять ровно так, как я его оставила и даже с закрытым самостоятельно ртом. Воду оставила включенной, чтобы был повод снова вернуться в ванную, не вызывая подозрений.

Открыла дверь ровно настолько, чтобы можно было просочиться и не засветить перед сыном незваным «голяком». Вход в ванную комнату располагался ровно напротив входной двери в квартиру, около которой снимал ботинки мой сын.

– Как сходил? – мой голос больше походи на писк.

– Нормально, – протянул Саша и чуть нахмурился, глядя на меня, как прокурор. – Это у тебя из-за шампанского такой странный голос или я тебя заразил?

– Это… – помялась на месте, заложив руки за спину, словно по ним можно было понять, что я бессовестная лгунья. – Просто шампанское было сильно холодным.

– Ну, да, – кивнул сын согласно и оставил куртку на крючке. – Тётя Света говорила, что в морозилке его держала.

– Точно-точно! – уцепилась я за спасательный круг. – Много домашней работы задали? – поймала я второй спасательный круг, когда Саша подцепил лямку своего рюкзака, с которым ходил в гости к однокласснику.

– Много. Придётся все выходные заниматься, – печать обреченности отразилась на его лице. Взъерошил свою чёлку, которая и так вечно стояла торчком и посмотрел на меня с подозрением. – Что-то ты какая-то странная. Тётя Света ушла?

– Ушла. Ей там позвонили… и, в общем…

Что я несу?! Впервые в жизни так нагло и так много вру сыну. Меня сейчас стошнит.

– А воду почему не выключила? – глянул он на дверь ванной комнаты за моей спиной.

– Я… Я там кое-какую мелочь просто стираю.

Ну, вот! Пулемет лжи запущен.

– Понятно, – чуть сузил Саша глаза. Он точно о чем-то догадывается! – Я тогда пойду к себе.

– Да-да, сынок, иди. И прими обязательно все лекарства, – выдохнула я почти с облегчением.

– Сам? – остановился он на полпути к своей комнате и округлил глаза.

– Конечно. Ты уже почти неделю принимаешь эти лекарства. Наверняка, запомнил последовательность и количество.

– Ну, ладно. Приму.

– Только сиропа от кашля много не пей. Приду-проверю, – пришло время включить строгую мамочку и хоть сколько-нибудь мозг.

– Хорошо, – бросил он, войдя в комнату.

Метнулась в кухню, которая был слева от ванной и быстро взяла аптечку, чтобы Саша не приближался к эпицентру лжи и идиотизма, в центре которого стоял слепой и голый идиот.

– Вот, держи, – влетела в комнату сына вихрем, оставила на его рабочем столе аптечку и на выходе тоном грозной мамочки отчеканила. – Через минуту вернусь, чтобы всё принял. И температуру обязательно проверь.

– И всё за минуту? – округлились его глаза.

– Две, – показала два пальца (надеюсь, их было два) и вышла из комнаты сына, плотно прикрыв за собой дверь.

Трусцой добежала до ванной, где обнаружила стоящего по стойке смирно голого «солдатика».

– Это ты? – шепнул он, пытаясь меня разглядеть.

– Это я. Заткнись, – взяла его за руку и потянул на себя к выходу. Выглянула из-за двери, чтобы убедиться в том, что сын всё ещё в своей комнате. – Значит так, – повернулась к парню, который, за каким-то чертом, почти прижимался ко мне. Мягко оттолкнула его. – Сейчас я быстро выкидываю тебя из квартиры, и ты так же быстро валишь из подъезда. Понял?

– Куда я, блять, повалю?! – ощетинился он раздраженно. Кажется, ситуация перестала казаться забавной даже ему. – Я слепой, голый и заплаканный!

– А нечего шляться голым, где попало! Тебя сюда никто не звал! Всё, вали и молча.

Вяземский-младший хотел было что-то ответить, но вместо слов озлобленно поджал губы и запрятал яйца вместе с «инструментом» в ладонях.