семитского мира. Движение начали еврейские колонии Киренаики, Египта и Кипра, затем оно охватило еврейское население Осроены, района Нисибина, Ассирию и Вавилон и, наконец, распространилось на арамейские элементы этих областей, а также на соседние арабские племена (117). Римлянам пришлось заново завоевывать восставшие Эдессу, Нисибин и Селевкию, топить мятеж в крови[63]. Разумеется, парфяне воспользовались затруднениями римлян, чтобы перейти в контрнаступление. Им сыграло на руку то, что принцы дома Аршакидов оказались, как всегда, разобщенными. Траян, отказавшись от завоевания Ирана, поддержал одного из этих претендентов, который взамен признал себя его клиентом. Границей между двумя державами стал Тигр. Траян умер на обратном пути в Селине, в Киликии (в начале августа 117 г.); если он не сумел разрушить Парфянскую империю, то мог, по крайней мере, гордиться тем, что дал Римской империи границу по Загросу.

Тем не менее мятеж 117 г. стал очень серьезным симптомом. В тот час, когда величайший из римских императоров пытался реставрировать империю Александра, семитская душа выплеснула всю свою ненависть к Греции и Риму. Со времени взятия Иерусалима Титом (70) еврейские национализм и религиозный фанатизм дошли до исступления. Зелоты, отчаянные сектанты, отвергавшие любой компромисс с эллинизмом, тайно обрабатывали массы. Рим презирал их бессилие, но при всяком ослаблении римской силы они брались за оружие. Эти еврейские восстания, впрочем, интересны с той точки зрения, что позволяют предположить эволюцию восточной души под римским владычеством. Они продолжали традицию восстаний Маккавеев и предвещали приближение Изгнания. Это действительно была первая религиозная война в современном смысле слова между Европой и Азией, первый всплеск реакции Древнего Востока, который, несмотря на внешний филэллинизм, пытался сбросить внешнюю Грецию в море.

Преемник Траяна Адриан, самый греческий из всех императоров, убедил себя в невозможности когда-либо эллинизировать эту упрямую Азию. Усмирив евреев империи, он отказался от завоеваний своего предшественника. Он добровольно вывел войска из Вавилонии и Ассирии, даже из Западной Месопотамии вплоть до Евфрата, и восстановил в Армении систему протектората в пользу боковой ветви Аршакидов.

Однако у Траяна были последователи. Еще дважды, при Марке Аврелии и Септимии Севере, римские легионы совершали походы в Месопотамию. В 165 г. полководцы Марка Аврелия разгромили парфян при Дура-Эвропос на Евфрате, километрах в пятидесяти к юго-востоку от впадения в него Хабура, и окончательно отобрали у врага эту важную пограничную крепость, а также Эдессу[64]. В 166 г. римская армия дошла до двух парфянских столиц, Селевкии, которую предала огню, и Ктесифона, где царский дворец Аршакидов также был сожжен. Тем не менее Марк Аврелий, в отличие от Траяна, не стал аннексировать Вавилонию. Он ограничился присоединением к империи на северо-западе Месопотамии Осроены, или региона Эдессы, где княжество Абгаров вернулось в число римских клиентов[65]. В Армении римский протекторат был восстановлен и укреплен. Император Септимий Север пошел дальше. В 194–195 гг. он отнял у парфян и вновь аннексировал Северную Месопотамию вокруг Нисибина, из которой сделал колонию. Парфянский царь Вологез IV в 197 г. осадил Нисибин, тогда Септимий Север предпринял новый поход, в ходе которого овладел Ктесифоном. В третий раз парфянская столица была разграблена победоносными легионами, которые захватили в ней сто тысяч пленных (ноябрь 197 г.). Парфяне смогли заключить мир, лишь признав себя данниками Рима, а Септимий Север добавил к своим титулам еще один: Parthicus maximus[66].

Династия Аршакидов и сама Парфянская империя недолго просуществовали после этого разгрома. Реакция иранского национализма смела этих слабых правителей и заменила их династией Сасанидов.

2. Сасанидская реакция

Переворот Сасанидов. Его значение в восточном вопросе

В феодальной Парфянской империи Аршакидов Персида, или провинция Парс, современная Фарс, столицей которой был город Истахр, или, правильнее, Стахр, древний Персеполь, образовывала периферийное царство, возглавляемое рядом царей, от которых до нас дошли несколько монет. Чаще всего этих правителей звали Артахшатр или Дарияв, то есть Артаксеркс или Дарий, как Ахеменидов, Пероз, как позднее Сасанидов, и Манучихр[67], как в эпосе. Интересно отметить, что в легендах их монет, в отличие от парфянских, никогда не употребляется греческий язык; только персидский, смешанный с арамейским, текст написан буквами, произошедшими от арамейского письма в эпоху Ахеменидов. Огражденный горами Фарс, ставший некогда родиной Ахеменидов, являл собой заповедник персидских традиций, когда в 212 г. знатный перс из района современного Шираза, по имени Папак, сын Сасана, основал в этой стране новую местную династию — династию Сасанидов. Сына Папака, Ардашир, в большой битве при Хормиздагане победил и убил последнего парфянского царя Аршакида Ардавана, или Артабана V (28 апреля 224 г.), и торжественно вступил в парфянскую столицу Ктесифон. В последующие годы Ардашир заставил признать свою власть различные провинции Ирана: Мидию, Систан, Хорасан, Маргиану и Арию. Его сюзеренитет признали даже кушане, или индо-скифы, Афганистана и Пенджаба. Заменив своей властью власть прежних парфянских правителей, основатель династии Сасанидов вместо них провозгласил себя царем царей, по-персидски шахиншахом, в арамейском прочтении малкан малка. Скальные рельефы Накшэ-Раджаба и Накшэ-Рустама возле Персеполя показывают нам коронацию Ардашира верховным богом зороастризма Ахурамаздой, или Ормаздом. Впрочем, монеты царей Сасанидов именуют их «слугами Мазды». На оборотной стороне их мы видим пламенеющий жертвенник.

Следовательно, с приходом к власти династии Сасанидов маздеизм или, точнее, зороастризм стал государственной религией. Этот строго конфессиональный характер новой империи составляет одну из ее отличительных черт в сравнении с парфянской эпохой, другой особенностью политического устройства державы Сасанидов является централизация, невиданная при Аршакидах.

Зороастрийская церковь состояла из низшего духовенства — магов или моганов, и верхнего духовенства — мобедов, начальников духовных округов; те и другие подчинялись великому понтифику, мобедан-мобеду, который был вторым человеком в государстве, стоял в иерархии сразу за царем, духовным наставником которого являлся. В конечном счете, признание царя зависело от мобеданмобеда, обладавшего привилегией короновать его. Это духовенство опиралось на «Библию зороастризма» Авесту, редакция которой, согласно персидской традиции, была произведена по приказу парфянского царя Вологаса I (51–77), но первый царь из династии Сасанидов Ардашир I будто бы повелел сделать более полную редакцию. Второй Сасанид, царь Шапур I (241–272), якобы созвал собор для окончательного установления авестийского канона. Так называемое письмо Тансара царю Табаристана, которое, если и не восходит к эпохе Ардашира I, датируется по крайней мере 560 г., временем царствования Хосрова I, прекрасно показывает роль, которую играло в государстве духовенство; роль эту можно сравнить с той, что католическая церковь играла при Филиппе II, прибавив сюда еще бескомпромиссный национализм. «Религия и Государство, — как высказывается в приписываемом ему тексте Ардашир, — это две сестры, которые не могут жить одна без другой. Государство есть поддержка Религии, а Религия укрепляет Государство».