— А, так он из тех биологов, которых мы ждали, — сияет Васин. — Давай-ка, Вальди, вколи ему по полной. Через сколько мы выгружаем дебаркадер? Сорок семь… Примерно, через семьдесят два земных часа. Ещё вводный инструктаж, экипировка… Короче, ставь парня на ноги.

***

С дебаркадера спускается на стропах «вагончик» рабочей платформы. По-вечернему уютно светит Ёрпа. Лучи красного карлика бликуют на стёклах дыхательных масок экипажа — Филиппа и майнеров Басова и Пансье.

— Странно, — Филипп смотрит вниз, — столько зелени и такая разрежённая атмосфера. Почему, не известно?

— Да кому какое дело? — Басов прилаживает вентиль к жёлтой бочке с нарисованными на ней красными листьями — то ли лавра, то ли канопли. — Нам лишь бы побольше бакута накачать.

— Ты всё понял? — Пансье цепляет к «сбруе» Филиппа кабель-трос, обвитый прозрачной трубкой с распылителем на конце. — Опрыскаешь дефолиантом, и как только стебель сломается, я спущусь и закреплю на стволе патрубок.

— Ага, понял! — Филипп чувствует себя нужным.

— Готово, — Басов стучит ключом по вентилю. — Подтекает малость, но ерунда — нам же только попробовать.

Пансье открывает калитку:

— Вперёд, Фил.

Филипп смотрит на блок крана-балки и делает шаг в пустоту. Басов давит на кнопку, и лебёдка медленно стравливает кабель-трос.

Вот и верхушки деревьев. Кроны переплетаются многометровыми зелёными ветвями, усыпанными овальными жёсткими листьями. Безветрие. Временами по ветвям пробегает дрожь — рождаются новые кроны. С виду точно огромный зонт раскрывается. Раз — и готово. Если близко, то слышно, будто тяжёлая прибойная волна ударила в песчаный берег.

Филипп отталкивается ногой от толстой ветви и спускается под крону. Стволы деревьев на одном и том же уровне меняют цвет с зелёного на чёрный. Кажется, что лес растёт из воды. На просвет хорошо видны плоды бакутника — шишки, похожие на гроздья винограда. К ним снизу из темноты время от времени тянутся длинные руки, облачённые в рваные рукава. Филипп завороженно оглядывается, смотрит вниз и нервно сглатывает.

Из вводного инструктажа он знает, что это не рукава, а перепонки крыльев. Поверхность планеты покрыта трёхсотметровым слоем газа ритана. Человек им дышать не может, а для летяг, как назвали земляне существ, похожих на летучих мышей размером с лошадь, газ — среда обитания. Впрочем, как они обитают в это среде неизвестно. Летяги поедают шишки бакутника и разносят его семена по всей планете. Едва семя касается грунта, вверх выстреливает ствол, и через пять с половиной секунд над поверхностью газового слоя раскрывается молодая крона. Если её отделить, из чёрного ствола потечёт бакут.

Ради него-то, как узнал Филиипп из разговоров, карусель и завертелась. Что с ним делать не знают. То ли он хорош как ингредиент лекарств от злокачественных опухолей, то ли для межзвёздных путешествий его можно заливать куда-то. Радушные жители Нирикии, как они сами называли планету Ёрпа-фит, выпячивая грудь, наперебой хвастаются достижениями в осовении бакута, мол, и еду они из него делали, и ближний космос осваивали. Но воочию с хвалёными бакутными чудесами люди так и не встретились — не ели его, и на нём не летали. Само собой, пытливый человеческий ум не мог убраться восвояси несолоно хлебавши. Чтобы нирикийцы нечаянно не испортили дела отказом, подключилась дипломатия. Очень скоро на Нирикии начилась смута, и таинственная бакутовая промышленность растворилась во мраке революции. Среди анархии и нескончаемых народных восстаний процветали контрабандисты и владельцы подпольных фабрик. Но и они держали свои деяния под покровом непроницаниаемой таинственности и секретности. Тогда земляне под шумок построили небольшую станцию на орбите Ахадхари, как называли нирикийцы Ёрпу-дей, и стали упорно выдумывать способ побыстрее и побольше хапнуть этого прозрачного геля, полимеризующегося при контакте с кислородом.

— Стоп! — командует Филипп и зависает у самого перехода зелёной части ствола в чёрную.

Филипп брызгает на ствол из распылителя. По зелёной сочной плоти разползается ржавое пятно. Филипп перехватывает рукоять распылителя поудобнее и тут замечает движение внизу. Инстинктивно он хватается за ствол дерева и смотрит вниз. Из чёрной бездны по соседнему стволу поднимается летяга. Она останавливается, не высовывая морду за границу ритана, и тянется за шишкой над головой Филиппа. Филипп следит за конечностью и замечает каплю на трубке с дефолиантом. Летяга задевает кабель-трос, капля отрывается и падает зверю на перепонку крыла. Лес взрывается рёвом и визгом. Летяга «выныривает», расправляет крылья и в два взмаха оказывается на высоте вагончика. За ней отовсюду взмывают другие летяги. Описывают дуги и снова скрываются в лесу. Новые кроны раскрываются, как фейрверки салюта. Деревья дрожат, словно от землетрясения. Кабель-трос ослабевает. Филипп сначала падает, а после взлетает и наваливается грудью на ветку торчащую над кроной. Он запрокидывает голову. В вышине посверкивает еле различимая точка в кругу оранжевых пятен — дебаркадер на аэростатах.

— Ну, что, нравится? — спрашиваю.

— Нет, — Филипп тяжело дышит.

— Может, домой, — интересуюсь вкрадчиво.

— Домой? Это хорошо… А что случилось-то? — Филипп берёт себя в руки.

— Направо посмотри…

Филипп вглядывается в переплетение ветвей. Метрах в пятидесяти синеет облупленная крыша вагончика. Он расклинил несколько чёрных стволов и повис под углом градусов сорок пять.

***

Филипп осторожно перелезает с ветки бакутника на платформу. Басов жмётся к передатчику.

— Сейчас, — голос его дрожит, — спустится дебаркадер, кинут нам трос и вытащат.

— Где Пансье? — Филипп встаёт на четвереньки.

— Выпал за борт. — Басов показывает на нижний торец платформы.

— Надо идти за ним, — Филипп пробирается к лебёдке и осторожно дёргает за кабель-трос.

— С ума сошёл?! — кричит Басов. — Там триста метров!

Филипп не отвечает. Дёргает за рычаг тормоза, освобождая храповик, и прыгает с платформы.

— Без нас не улетайте, — доносится снизу его затихающий крик.

— Стой! — кричу вслед, но он уже не слышит.

А что там внизу, вообще?.. Звонит Яндекс-мессенджер. Иностранец незнакомый вызывает. Дидье Мюссо. Принимаю вызов. Речь французская.

— Говори, — говорю, — по-английски, по-итальянски или по-немецки. По-французски я, экскузимуа, не компранпа.

Сразу на «ты» перешли. Он крыльями похлопал и с грехом пополам объяснил, что де писатель из деревушки в Шаранте, я названия так и не разобрал — во Франции тоже есть дыры. Но главное, Пансье — его персонаж!

— А Басов чей? — спрашиваю с насмешкой, а сам ищу рациональное объяснение. «Или больной, — думаю, — или шутка».

— Не знаю, — отвечает, — такого безалаберного типа только русские могли придумать.

— Ага, и гордимся этим. Зато твой-то вон какой герой.

— Как его теперь спасать? — размахивает руками француз. — Твой тоже там, внизу. Что там такое? Как их спасать теперь?

— Без понятия. Я про низ не сочинял. Да и от своего перса, собственно, хотел отделаться, так что даже удачно получилось.