Шрифт:
Закладка:
Выражение ее лица заставило лакея спешно попятиться. Я проследовала за кузиной в бар. Валы солнечного света поблескивали в дымном чаду сигар, вихрясь вместе с ароматами табака, морепродуктов и жареного мяса. Голди остановилась. Она явно искала глазами отца в куще пальм и незнакомых мне мужчин.
Я заметила его первой. Дядя сидел за столом в центре зала, спиной к нам. Рядом с ним возбужденно жестикулировал мужчина-брюнет с кустистыми усами. Его короткие курчавые волосы были зачесаны назад с блестящего лба. По правую руку от дяди сидела женщина в элегантном черно-сливовом ажурном костюме; ее каштановые волосы красиво отливали золотом. Она была не единственной женщиной в баре, но выделялась на фоне всех остальных (немногих) посетительниц. Она была поразительной – с лицом, четко очерченным в профиль, большими глазами с тяжелыми веками, длинным носом, который, доминируя, выглядел царственным, и маленьким подбородком, акцентировавшим внимание на великолепных жемчужинах, свисавших из мочек ее ушей. Шея незнакомки была невероятно изящной. Но еще невероятнее было то, что она курила сигару! И перед ней на столике стоял бокал с виски! Женщина сидела очень близко к дяде Джонни, чьи рыжевато-золотистые волосы искрились в дымно-солнечном мареве и свете люстр. Дядя что-то сказал, и она засмеялась, протянув над его рукой свою руку к пепельнице. Слишком интимно. Дядя повернулся к ней с улыбкой и опять что-то сказал. Я не могла разглядеть выражения на его лице, но он явно проявлял к собеседнице интерес и внимание, от которых мне стало неловко за тетю. Женщина рассмеялась. На лице кучерявого мужчины застыло нетерпение. Ему не нравилось, что дядя отвлекался на женщину. У меня сложилось впечатление, что этот человек привык к почитанию и исключительному вниманию к своей персоне.
Голди чертыхнулась сквозь зубы. Я почувствовала: ее решимость перетекла в смирение.
– Видишь того человека, который беседует с папой? – прошептала кузина, наклонив голову в сторону второго мужчины за столиком. – Это Эйб Руф. Папа говорит, что в этом городе ничего без него не делается.
Меня это не удивило. Эйб Руф напомнил мне брата миссис Бёрд – глазами, которые, казалось, все видели и понимали, а также манерой откидываться на спинку кресла, как будто и бар, и его гости были у него в подчинении.
– В таком случае, наверное, хорошо, что он дружит с дядей Джонни.
С губ Голди сорвался короткий смешок:
– Хорошо. Да, наверное.
Женщина выпустила изо рта тонкую и почти изящную струйку дыма, а затем что-то прошептала на ухо дядюшке Джонни. Голди напряглась.
– Кто она? – поинтересовалась я.
– Миссис Эдвард Деннехи. Альма. – В тоне кузины просквозило презрение. – Она вдова. Ее муж работал в «Юнайтел Рейлроудз». Я не помню, чем он занимался, но в компании он играл важную роль. Она очень умна. На самом деле очень умна.
Но эти слова не прозвучали как комплимент.
– Твой отец вкладывается в «Юнайтед Рейлроудз»?
– Ха! Он вкладывается в нее. Это папина любовница.
Это объясняло интимность их общения и мой дискомфорт, но необычность ситуации породила у меня новый вопрос. Дядя с любовницей в таком публичном месте обсуждал инвестиции с человеком, фактически управлявшим Сан-Франциско. То, что я узнала за этот день, перечеркивало все матушкины уроки. Либо Сан-Франциско действительно не имел ничего общего с Нью-Йорком.
– Тетя Флоренс, должно быть, сильно уязвлена и страшно переживает.
– Она не знает. – Голди вперила в меня прижигающий острый взгляд. – И не узнает. Вдова живет в этом отеле, в апартаментах, за которые мой отец наверняка платит бешеные деньги. Господи, а этот алмаз, который она носит, – видишь? Он огромный! Хотелось бы мне знать, когда он ей его купил…
Алмаз трудно было не заметить. Своим блеском он состязался с блеском хрустальных подвесок на люстрах – и явно выигрывал.
– Пошли отсюда! – резко скомандовала кузина.
Мы молча вышли из отеля. Карета поджидала нас на улице. Я ласково дотронулась до руки Голди:
– Я очень сожалею…
– Из-за чего? – уточнила она.
– Из-за твоего отца. Воображаю, как тебе тяжело на это смотреть.
Голди задержала на мне долгий, пристальный взгляд:
– Ты совсем не такая, как я себе представляла.
Был ли это комплимент или порицание, я так и не поняла. А когда нахмурилась в замешательстве, кузина уже улыбалась. Но лишь одними губами; в ее глазах улыбки не было, и я это заметила. Но задаться вопросом «Почему» не успела. Голди добавила:
– Ты лучше, чем я рассчитывала, Мэй… Правда…
И все вопросы вылетели у меня из головы. Я проигнорировала все знаки, призывавшие меня: НЕ ВЕРЬ!
Это стало моей первой ошибкой.
Глава четвертая
По дороге домой Голди будто позабыла о моем существовании. Даром что я сидела рядом… Кузина молча смотрела в окошко, а когда мы приехали и вошли в дом, она вихрем взлетела по лестнице на второй этаж, оставив меня в холле в одиночестве.
– Мэй, это ты? – возникла в коридоре тетя.
Вид у нее был истощенный и болезненный, но она бодрствовала и держалась настороженно. С робкой улыбкой, словно побаиваясь моей реакции, Флоренс промолвила:
– Я – твоя тетя. Прости меня, пожалуйста, за то, что не смогла тебя встретить.
Как и предупреждала меня кузина, тетя не помнила о своем приходе в мою комнату ночью. Но Голди выставила ее полусумасшедшей, а я никаких признаков безумия в ней не заметила. И испытала невероятное облегчение.
– Как же я рада, что наконец-то вас вижу, тетя Флоренс! – громко выпалила я и обняла ее.
Тетя сначала застыла, но потом тоже обвила меня руками. А когда через несколько секунд я отступила назад, в ее глазах стояли слезы. Тетя достала носовой платок и промокнула их:
– Где Голди?
– Она поднялась в свою комнату. Я могу за ней сходить…
– Нет-нет. Пожалуйста, не надо. – Губы тети снова задрожали в вымученной улыбке. – Не надо ее беспокоить. Я бы хотела пообщаться с тобой, узнать тебя лучше. Тет-а-тет. Ты не откажешься почаевничать со мной, милая Мэй?
– С удовольствием.
Тетя повела меня по безлюдному коридору – сначала налево, потом направо… И еще раз направо, пока мы не оказались в той самой части, где накануне ночью я заплутала. Меблированная комната на самом деле оказалась тетиной гостиной. Почему она обитала в практически пустом крыле дома? Меня снова встретили инкрустированные самоцветами глаза стеклянных зверей, выставленных напоказ на каминной полке и овеянных облачком пачули.
Когда тетя Флоренс жестом пригласила меня сесть, я сделала это с охотой. На столе уже стояли заварной чайник и два